– Ведьма, треклятая ведьма… как же я ненавижу тебя, – прошептала она, до боли сжимая меж пальцев, обретенный в нелегком противостоянии трофей. После чего бегом поднялась в свои комнаты и, швырнув ожерелье в самый дальний ящик стола, рыдая бросилась на кровать. Наплакавшись вволю, она встала и, спустившись вниз, пошла в мастерскую к Сашке.
Тот стоял перед мольбертом с изображением Алекто и мрачно на него смотрел. Услышав, как скрипнула дверь, он обернулся:
– Лизка, я мою ведунью действительно с натуры писал?
– Ну да… – кивнула Лиза, решив, что опровергать очевидное не имеет смысла.
– Ты представляешь, не помню… как будто и не моя она вовсе… даже как краски накладывал не помню…
– Отец говорит, что это от химии, что его бывшая пассия распылила… у него тоже с памятью проблемы… и у Вали, как я поняла…
– А тебя выходит, миновала чаша сия?
– Выходит, что миновала.
– Везет же… я бы сейчас всё отдал, что бы только вспомнить, как мне это удалось… такой ракурс и игра теней… и ведь что самое обидное: не дописал… и похоже не допишу уже никогда… скорее испорчу… а она ведь шедевр. Понимаешь, Лизка, шедевр!
– Так твоя незнакомка тоже шедевр.
– Она не такой… незнакомка, это, как проба пера… а это уже вершина… Ты только посмотри какой у неё взгляд. У меня от него прям мороз по коже… будто в душу заглядывает… У неё и правда такой взгляд был?
– У кого?
– У той, которую ты вчера ведьмой назвала… Ведь ты неспроста так про неё сказала… и я неспроста именно в этом образе представил… – он указал на картину.
Алекто на ней стояла в пол-оборота, повернув голову к зрителю, озаренная причудливо бликующими в окружающем полумраке и оттого загадочными всполохами свечей, вставленных в едва виднеющийся на заднем плане массивный бронзовый канделябр. В левой руке у неё был магический шар, в глубине которого просматривались искаженные силуэты людей, а правой она будто манила зрителя, намереваясь взять за руку, чтобы предсказать судьбу. Эта рука не была полностью прорисована, но контуры и движение были уловлены и обозначены столь четко, что хотелось или протянуть руку в ответ или, наоборот, в страхе отдернуть.
– Взгляд у неё был надменный, а не в душу заглядывающий. Так что это скорее твои фантазии, чем зарисовка с натуры. А почему ты боишься испортить? Тут же лишь прорисовка деталей осталась…
– Ничего ты не понимаешь, Лиз. Иди лучше. Что с тобой говорить, – Сашка раздосадовано махнул рукой и вновь повернулся к картине, хмуро пробормотав: – И дернул ведь чёрт отца с ней поругаться… ведь суперская судя по всему девушка была… и гордая, и красивая… не то что все его прошлые шалавы.
Дни потекли для Лизы однообразной унылой чредой. Отец ушел в длительный запой на почве образовавшейся душевной пустоты, а Сашка в депрессию по поводу своей художественной несостоятельности из-за потери натурщицы и музы.
У самой Лизы дела складывались тоже не лучшим образом. В лицее стало известно о том, что женитьба её отца не состоялась, и Ольга Степановна, явно отыгрываясь за прошлое, придиралась теперь к ней по любому поводу. С одноклассниками тоже начались проблемы. С лучшей подругой она рассорилась из-за того, что не дала той померить свой оберег. В объяснения, что снять его невозможно, та не поверила и, обидевшись, начала рассказывать всем в классе, что Лиза зазналась, после чего подговорила всех устроить ей бойкот.
Лиза даже с Ромкой умудрилась поругаться, который не вовремя, на её взгляд, полез к ней с расспросами. Обидевшись, он присоединился к классу и тоже отказался с ней разговаривать.
Но самые большие неприятности начались тогда, когда на уроке химии Лиза нечаянно разбила колбу с реактивом, и кислота залила весь учительский стол, где она демонстрировала опыт. Ольга Степановна, как завуч, тут же воспользовалась этим и нажаловалась директору, который вызвав Лизу, потребовал, чтобы к нему немедленно приехал её отец. Несколько дней Лиза отнекивалась, ссылаясь на большую занятость отца и предлагая директору самому ему позвонить на мобильный, который тот уже давно отключил. Наконец директору это надоело, и он, науськиваемый Ольгой Степановной, сообщил Лизе, что отстраняет её от занятий до тех пор, пока к нему не приедет её отец. При этом он отказался принимать любые денежные средства в качестве компенсации за стол, сказав, что вопрос не в деньгах, а в её поведении, которое ему необходимо обсудить с её отцом.
Удрученная всем этим Лиза, вернувшись домой, пошла в мастерскую к брату. Тот с кисточкой в руках, привычно разглядывал своё творение и сокрушенно вздыхал. Было заметно, что на полотне не прибавилось ни одного нового мазка.
– Сашка, если ты мне не поможешь вывести отца из запоя, меня выгонят из лицея, – с порога заявила ему Лиза.
– На полном серьезе? – недоверчиво воззрился он на нее.
– Абсолютно, Саш. Директор сказал, что до тех пор, пока не увидит отца, я отстранена от занятий.