Хозяйка Талеи

Возможности существ, не способных выносить прикосновений лучей солнца, сильно ограничены, в первую очередь — временем. Ночь, в отличие от светлого времени суток, продолжается около восьми часов, и за эти часы вампиры должны переделать не меньше дел, чем их смертные коллеги. Старшим конечно же попроще. С возрастом исчезает острая необходимость проваливаться в мертвый сон, остается лишь беречься от жалящих прикосновений светила, то есть просто не подниматься на верхние ярусы пронизывающих Талею подземелий.

Селеста как никто иной ценила свое время, но работать постоянно не могла. Все-таки и у нее имелся предел прочности. Иногда она чувствовала, что еще немного — и все, сломается, упадет, словно загнанная лошадь, если не прервется и не позволит себе передышки. Редкие же минуты отдыха она предпочитала тратить не на посещения увеселительных заведений или поиск приключений, ибо экстрима ей в жизни хватало, а проводила в обществе близких. Тех, кому она верила и кому могла показать себя настоящую.

Чаще всего компанию ей составляла Медея. Подруга радовалась любой возможности разжечь камин, забраться с ногами в глубокое кресло, прихватить бокал дорогого вина и, с головой погрузившись в комфорт, завести разговор на сотни тем разом. Случалось, из ее трепа вылавливалась прямо-таки уникальная информация, хотя чаще поток сплетен смысловой нагрузки не нес. Впрочем, Селеста тоже не отмалчивалась. Просто, в отличие от красавицы, раз вцепившись в избранный предмет, она предпочитала обсудить его до конца, жертвуя широтой охвата в пользу глубины.

— Ты все еще прикармливаешь всякую шушеру?

— Селеста! — в раздражении воздела руки к потолку Медея, призывая невидимые небеса в свидетели. — Сколько раз можно повторять! Они не шушера, а богема! Бо-ге-ма!

— Думаешь, есть разница? — слегка улыбнулась хрупкая девчушка. По ее мнению, сердитая Медея выглядела очень забавно, поэтому время от времени Селеста слегка сестру поддразнивала. — Хорошо-хорошо, не буду. Так как, общаетесь?

— Конечно. Ты напрасно относишься к ним с пренебрежением, среди них есть несколько очень талантливых молодых людей.

— Писатели хорошие есть?

— Ратиллон из Секи. А зачем он тебе? — насторожилась красавица, великосветская львица, удачливая шпионка и, в комплекте, заботливая покровительница искусств.

— Раз уж нам придется, образно выражаясь, уйти в свободное плавание, — хмыкнула предводительница талейских восставших, — следует позаботиться о репутации. Благожелательное общественное мнение значительно облегчает жизнь даже немертвым.

— На что ты намекаешь?

— Пусть твой мальчик напишет книжку поромантичнее, — дала указание Селеста. — Что-нибудь сопливенькое, про вечную любовь, смерть и Князя Ночи. Например, он был великим полководцем, но враги отравили его жену или лучше прислали ей ложное сообщение, и она сама с башни сиганула. Тогда он отрекся от Иллиара, чтобы вечно служить Темному. Морван превращает воеводу в вампира, тот безвылазно сидит в своем замке лет сто, пока однажды к нему в руки не попадает портрет девушки, как две капли воды похожей на его возлюбленную. Страдалец слезает с диеты из местных крестьянок и едет в город, находит перерожденную жену, она погибает, тогда он встречает рассвет на ее могилке. Короче, все умерли. Справится твой Ратиллон?

Медея мысленно сосчитала до десяти, после чего поинтересовалась:

— Но зачем?

— Такая, с позволения сказать, литература пользуется особой популярностью у девочек-подростков, мечтающих о вечной любви до гроба. — Холодная, циничная и расчетливая маска неприятно смотрелась на юном лице. — Потом они взрослеют, выходят замуж, рассказывают сказки детям на ночь. Следующее поколение уже не будет считать вампиров изначальным злом. Работать с ними станет проще.

Красавица слегка кивнула. Нечто подобное она и ожидала услышать. Однако врожденная вредность заставила ее заметить:

— Учитывая, какой сейчас во дворце сплетается заговор, не торопишься ли ты с долгосрочными планами? Если все пойдет, как мы задумали, то вскоре за воспевание немертвых можно будет лишиться головы.

— Тоже неплохо. Посредственный писатель после смерти становится классиком, и критиковать его сложнее. Да, кстати, нет никакого заговора.

— Как нет? — удивилась Медея. — Тогда почему губернаторы южных провинций так дружно проигнорировали последний указ о чрезвычайном налоге? Подобное единодушие подозрительно.