Хозяйка замка Ёдо

— Утрите слёзы, — сказала она. — Отныне мы одни на этом свете. Но коли матушка помогла нам уйти из замка, стало быть, она хотела, чтобы мы жили. Жили счастливо. Мы не вправе нарушить её последнюю волю. Матушка не могла избежать горькой участи — долг велел ей следовать за супругом в жизни и в смерти, но она пожелала, чтобы мы, её дочери, остались среди живых и изведали счастье.

Когоо вскинула на сестру заплаканные глаза:

— Счастье? Что это такое?

Тятя не сразу нашлась с ответом, но Когоо и не настаивала, как будто уже сама всё поняла. Она лишь с робкой надеждой спросила:

— Матушка будет рада видеть нас счастливыми, да?

До сих пор хранившая молчание Охацу вдруг упрямо выпятила вперёд мокрый от слёз подбородок:

— Не знаю, дано ли мне обрести когда-нибудь счастье, но я выбираю жизнь. Я буду жить, что бы ни случилось!

Тятя вспомнила: то же самое недавно сказал Такацугу. Она же была настроена совершенно по-другому. Для неё слово «счастье» имело только одно значение — «победа». Ей и семнадцати лет не исполнилось, а поражения уже унесли жизни всех её близких — отца Нагамасы, деда Хисамасы, дяди Нобунаги, а вот теперь отчима Кацуиэ и матери. Перед мысленным взором девушки встали два замка, снедаемые пламенем. Один сгинул в огне вчера, другой — десять лет назад. Гибель одного окрасила багровыми отблесками небо среди бела дня, падение другого оплакал кроваво-алыми слезами ночной небосвод. При воспоминании о смертоносных пожарах, обративших в прах её родных людей, крохотный огонёк, в котором смешались гнев и скорбь, разгорелся в девичьем сердце.

III

В крестьянском доме, затерянном между Китаносё и Футю, Охацу, Когоо и Тятя провели два дня и продолжили путь. Величавое солнце, равнодушное к их горестям, согревало землю, ветерок нежно трепал молодую листву на деревьях у обочин дороги. Вскоре процессия из трёх паланкинов в сопровождении конных стражей вступила в город, окруживший крепостные стены невеликого замка, и перед путниками открылись главные ворота резиденции Тосииэ Маэды.

Хозяином Футю был тот самый Маэда, который вместе с Кацуиэ командовал объединённой армией в битве при Янагасэ. Он, однако же, издавна водил дружбу с Хидэёси Хасибой, и, если в силу географического положения своих владений ему пришлось вступить в сговор с Кацуиэ, поднять оружие против Хидэёси и бросить собственные войска в упомянутую битву, это вовсе не означало, что он намерен был и в дальнейшем враждовать с полководцем, чьи могущество и власть без устали прирастали победами на поле брани. Напротив, после поражения при Янагасэ Маэда спешно разорвал союз с Кацуиэ, а Хидэёси великодушно закрыл глаза на его временное «сотрудничество» с врагом. Тосииэ Маэда, таким образом, показал себя лукавым приспособленцем, не допускающим тактических просчётов.

Тятю и её сестёр встретили с должным почтением и тотчас препроводили в отдельные покои на женской половине. На следующий же день их принял хозяин замка. Тяте уже случалось видеть в Китаносё этого пятидесятилетнего светлокожего воина с приятным лицом, сохранившего в свои годы физическую силу и бодрость духа. В зал, где он ожидал их, девушка вошла, испытывая смешанные чувства. Маэда сражался с Хидэёси на стороне её отчима, но в его глазах не было и тени стыда за поражение даже теперь, после того как Кацуиэ с супругой смыли позор собственной кровью…

Княжны медленно, одна за другой, приблизились, бесшумно, бесстрастно. С момента прибытия в замок они не перемолвились ни словом даже друг с другом, и равнодушие, написанное на их застывших, словно маски Но, лицах, не было наигранным.

— Милые княжны, я разделяю вашу скорбь, — хрипло проговорил Маэда.

Тятя, которой полагалось опустить очи долу, уставилась ему в лицо, не скрывая своего возмущения. При встречах в Китаносе этот самурай всегда занимал по отношению к ним место, отводящееся человеку более низкого общественного положения, ныне же всё наоборот — почётное место принадлежит ему. Стало быть, их с сёстрами лишили звания наследниц высокородного семейства!

— Моя дочь Омаа тоже была в осаждённом Китаносе. Я уж думал, что потерял её, когда замок пал, но, хвала богам и бодхисаттвам, она вернулась этим утром живой и невредимой! Так что вы какое-то время проведёте здесь под одной крышей.

Тятя и не знала, что дочь Тосииэ гостила в Китаносе.

— Безмерно счастлива слышать, что княжна Маэда благополучно возвратилась домой, — вежливо сказала она.

— Полагаю, вскорости вы переедете в Адзути, — продолжил Тосииэ более сухим, официальным тоном. — А пока вам придётся пожить под моей опекой. Забудьте былые невзгоды — на всё воля судьбы.

На этом аудиенция закончилась, княжны удалились. От одной из свитских дам Тятя узнала, что Омаа, третья дочь Тосииэ Маэды, была отправлена в Китаносе в начале года в качестве заложницы и просватана там за Дзюдзо Сакуму, вассала Кацуиэ. Жених погиб, защищая замок, а невесте удалось бежать вместе со служанкой как раз перед началом последнего штурма.