Хозяйка замка Ёдо

С восходом третьей луны, когда набухшие почки вишнёвых деревьев только-только стали распускаться в замковых садах, Тятины смутные предчувствия внезапно оправдались. Число прислужниц, хлопотавших вокруг неё, неуклонно росло, на женской половине то и дело появлялись новые люди, жизнь закипела и забурлила, возникло какое-то суетливое движение во внутренних покоях, вроде того, что предшествовало свадьбе Охацу. Княжне один за другим доставляли роскошные наряды, опочивальня и гостиная, словно по волшебству, заполнялись предметами мебели и всяческой утварью невиданной красы. Всё это сумасшествие длилось десяток дней, затем Тяте нанёс визит Гэнъи Маэда с известием о том, что в скором времени ей надлежит покинуть Адзути и перебраться со всем добром в Дзюракудаи. Держался он при этом с большим почтением, нежели обычно. Тятя, и не подумав бунтовать против оглашённого ей решения, спросила лишь, когда именно состоится переезд.

— Дней через десять, когда сакура будет в цвету.

Своим поведением княжна не выдала ни одобрения, ни протеста. Она хранила молчание, размышляя об этих десяти днях, которые были даны ей на то, чтобы сделать свой последний выбор. Если она решит покончить с собой, её рука не дрогнет. Отец, мать, дед и отчим с этим справились, приняли смерть от собственных мечей. Вот и она сумеет сделать то, на что хватило сил у её хрупкой нежной матушки…

На следующий день после беседы с Гэнъи Маэдой Тятя отправила гонца в замок Омидзо с посланием, в котором просила Охацу уговорить Такацугу наведаться в Адзути, ибо ей срочно надобно с ним посоветоваться по делу чрезвычайной важности. И с того самого мгновения, когда гонец скрылся из вида, Тятя с нетерпением ждала приезда кузена. Она знала, что Такацугу, даймё небольшого, но всё-таки княжества с доходом в десять тысяч коку, теперь уже не вправе распоряжаться собой так же свободно, как раньше, но всё же надеялась, что он выкроит время и откликнется на зов, потому что не кто-нибудь, а она, Тятя, его об этом попросила.

Такацугу явился через пять дней, когда над озером Бива сгущались сумерки. Получив извещение о его визите, Тятя велела всем прислужницам удалиться, собственноручно пристроила дзабутон для кузена на самом почётном месте в гостиной и раздвинула сёдзи, несмотря на вечернюю прохладу. А затем села и стала ждать.

На сей раз Такацугу пришёл не из сада, а со всем достоинством, приличествующим даймё, прошествовал по внутренней галерее и, опустившись на колени у входа в гостиную, вежливо извинился за то, что так долго не подавал о себе вестей. Гордость и отчаянная решимость, пламеневшие в его глазах в прежние времена, угасли, сменились холодной сосредоточенностью. Этот новый, жестокий Такацугу совсем не понравился Тяте. В нём уже невозможно было узнать того обезумевшего от любви юношу, который цеплялся за подол её кимоно…

Тятя предложила ему подойти ближе, указала на почётное место, но Такацугу упрямо остался у входа. Больше не пытаясь заставить его пересесть, княжна напрямую спросила, в курсе ли он последних решений, принятых в Дзюракудаи.

Такацугу, сидевший неподвижно, положив, согласно этикету, руки на колени, кивнул:

— Да.

— Вам не холодно? — Тятя встала, задвинула сёдзи и опустилась на прежнее место.

— Лучше оставьте их открытыми.

— Почему?

Такацугу не счёл нужным ответить на вопрос и повторил посуровевшим тоном:

— Оставьте сёдзи открытыми.

Тятя снова поднялась, толкнула тяжёлую раму ладонью, и комнату затопили свежие весенние сумерки.

— И каково же ваше мнение? — вернулась она к прежней теме.

— Это благоприятное событие.

— Вы действительно так думаете?

— Да, действительно.

— Но кампаку уничтожил мою семью!

— Не вы ли сказали мне во время последней нашей встречи, что времена нынче изменились?

— Да, я так сказала. Времена изменились. Но в этом простом утверждении нет исчерпывающего ответа на вопрос, который меня сейчас мучает.

— В таком случае настоятельно прошу вас не делать из меня советчика. Вам не кажется, что в своих играх со мной вы зашли слишком далеко, заставив приехать сюда только для того, чтобы я помог вам найти ответ на такой вопрос? — Произнося эти слова, Такацугу слегка побледнел.

Конечно же он прав, со своей точки зрения. Полыхающий страстью взгляд кузена был ещё свеж и ярок в Тятиной памяти, а в ушах по-прежнему отчётливо звучали его речи о том, что он мечтает лишь об одном — жить с ней, забыв о славе, чинах и земельных угодьях. Да, она поступила бессердечно, сначала отвергнув его, а потом призвав для того, чтобы спросить совета: стать ей или не стать наложницей Хидэёси. Кроме того, даже если Такацугу скажет «нет», что это изменит? Воля человека, обладающего абсолютной властью, оглашена. Ослушаться приказа кампаку — значит вынести самому себе смертный приговор.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в лицо в полной тишине, затем Такацугу проговорил, глядя в сад:

— Совсем стемнело. Я зайду к вам завтра утром, — и поднялся. Только что он не хотел оставаться с ней наедине в покоях за закрытыми сёдзи, теперь боялся продолжить разговор с глазу на глаз в полумраке.