Хозяйка замка Ёдо

Тятя знала, что сейчас он уйдёт, но не сделала ничего, чтобы его удержать. Она сидела склонив голову и молчала, медленно тонула в темноте до тех пор, пока прислужница не принесла светильник.

И почему всё-таки она попросила Такацугу приехать из Омидзо? Почему позвала его на помощь, твёрдо зная, что уже никто не сможет ничего изменить в её судьбе?

Тятя велела одной из свитских дам справиться о том, где Такацугу проведёт ночь. Дама ушла и вскоре вернулась:

— Господину Кёгоку отвели Соколиный павильон.

Тем вечером Тятя отпустила прислужниц рано, в час Пса, и, раздвинув сёдзи, вышла на энгаву. Луна цедила тусклый свет. Спустившись в сад, девушка поёжилась от ночной прохлады. Но приближение весны уже чувствовалось, на голых ветвях деревьев проклёвывались листочки.

Тятя осторожно пошла вперёд, мимо галереи, и вдруг остановилась, напуганная странным шумом, похожим на отдалённый рокот волн, — то ли сердца перестук, то ли отголоски весёлого пира… В слабом сиянии лунного света, застоявшегося в саду, она двинулась дальше, держась в тени замкового крыла, хоронясь от непрошеных взглядов, дальше и дальше, к строению, которое примыкало к северо-западной стене внутреннего кольца укреплений. Приблизилась к энгаве, опоясавшей Соколиный павильон, и остановилась, пытаясь рассмотреть какие-нибудь тени внутри, за закрытыми сёдзи. Ни звука, ни шороха. Такацугу, должно быть, уже лёг или вовсе отсутствует…

Девушка тихо постучала. Ничего не произошло. Постучала чуть сильнее и услышала лёгкие шаги — человек шёл по комнате к энгаве. Тятя порывисто отбежала к кустам, спряталась за ветвями.

Сёдзи раздвинулись, показался мужской силуэт. Это был Такацугу — она узнала его по одежде, той самой, в которой он приходил к ней, и вышла из своего укрытия. Кузен ошеломлённо взирал на неё несколько мгновений, затем, босой, спустился в сад, как будто хотел помещать нежданной гостье приблизиться к его покоям. Однако, оказавшись совсем рядом с ней, он, вероятно, вдруг испугался, что кто-нибудь невзначай увидит их вместе, и поспешно увлёк девушку за собой к энгаве, поднялся сам и помог ей.

— Что за безрассудство? Вы ставите меня в неловкое положение! — прошептал Такацугу.

Тятя открыла было рот, чтобы ответить, но кузен помешал ей, добавив строго:

— Извольте удалиться немедленно!

— Я последую вашему совету и перееду в Дзюракудаи. Моё решение принято, — громко сказала Тятя, и Такацугу, опасливо оглядевшись, потянул её за собой в павильон.

Своим приходом она, по-видимому, отвлекла его от сочинения какого-то послания — на низком столике были разложены письменные принадлежности, там же стояла свеча. После сумрака, царившего в саду, помещение казалось ярко освещённым.

Они сели возле столика лицом к лицу, и Тятя повторила:

— Я решила переехать в Дзюракудаи. Потому и пришла. Я хочу провести эту ночь здесь, у вас.

Пока она говорила, кузен смотрел на неё не моргая.

— Вы в своём уме, княжна? — Голос прозвучал приглушённо, словно Такацугу боялся быть услышанным кем-то, кроме Тяти.

— Я что, похожа на сумасшедшую? — Девушка подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Её удивил вопрос кузена, потому что за все двадцать лет своей жизни она ни разу ещё не чувствовала в себе столько хладнокровия и здравомыслия. Перед внутренним взором, как никогда ясным и пронзительным, минувшие годы выстроились один за другим в этой пронзительной ясности, вытянулись пройденной долгой дорогой.

Ночь последнего штурма Одани, оставшаяся в памяти как причудливый образ из какого-нибудь сновидения… О-Ити, нежная матушка… Младшие сестрёнки… Отец, Нагамаса, в чёрных доспехах… Ещё одна тревожная ночь, когда они узнали о смерти Нобунаги в Хоннодзи… Праздник мириада фонариков в Адзути… Белые кони, сказочные создания, выходящие из моря огня… Свадьба матери… Серебристые снежинки, без устали кружащие в тёмном северном небе… Отчим Кацуиэ выступает в поход… Бегство из Китаносё, тряска в паланкине, рассекающем густую ночную мглу…

Картинки прожитого сменяли друг друга. Тятя отчётливо помнила каждый день своей жизни, могла перечислить все события, даже самые незначительные, в мельчайших подробностях.

— До недавнего времени я думала о самоубийстве. Но теперь всё изменилось. Я хочу жить. Мой отец, мой дед, моя матушка, мой отчим — все они сражались и оставались среди живых до последнего, все покинули этот мир, лишь когда пламя объяло их замки. Я тоже буду жить до тех пор, пока меня не лишат выбора, пока не смогу поступить иначе, как только схватить кинжал и вонзить его себе в горло.

Такацугу слушал её молча, как будто слова и само поведение кузины не позволяли ему ни возразить, ни выразить своё согласие. И тогда Тятя с тем же выражением произнесла:

— Я хочу провести эту ночь с вами, в ваших покоях.