Хозяйки тумана

Мюррей остановился посреди комнаты, пытаясь подобрать слова для ответа. Махнул рукой, развернулся к Моник.

– С Натой понятно, она не соображает, что делает. Но ты! Я считал тебя уравновешенным, рассудительным человеком. Как ты могла допустить? Ты должна понимать меру возложенной на тебя ответственности…

– Пол, прекрати немедленно! Не смей так разговаривать с Моник! Никогда не смей! Слышишь?! Никогда! – Гилл попыталась вскочить с кушетки, забыв о сломанной лодыжке. Упала назад на подушку, стиснула зубы.

Мюррей обвёл всех негодующим взглядом, не желая смириться, что не может найти объект для приложения праведного гнева. На несколько секунд повисла напряжённая тишина. А затем дверь распахнулась, и бесцеремонно, не спрашивая разрешения в палату шагнул невысокий плечистый мужчина лет сорока пяти. Камуфляжный костюм подчёркивал резкие черты лица. Моник сразу же узнала второго из спасателей, хоть вчера видела его смутно сквозь пелену наваливающегося сна-обморока. И гигант-бородач был с ним, нерешительно топтался в дверях.

– Так вот значит, каких «птичек» мы вчера спасли! Ну здравствуйте.

Вошедший насмешливо обвёл взглядом присутствующих, задержался на стоящей у стены Сорокиной.

– Здравствуй, Пётр, – Людмила поздоровалась подчёркнуто ровно.

Мужчина тряхнул головой в ответ. Непонятно, что это должно было означать. То ли «Здравствуй!», то ли «Да пошла ты!». Мюррей, всё ещё взвинченный, холодно взглянул на гостя. Рост позволял ему сделать это сверху вниз.

– Добрый день. Мы благодарны вам за оказанную помощь. Но сейчас ваше присутствие здесь необязательно.

Мужчина демонстративно уставился на генетика. Презрительно скривил губы.

– Пока я председатель Озёрного посёлка, я сам решаю, где моё присутствие обязательно и когда. Например, вчера для ваших подружек оказался весьма своевременным мой инспекторский облёт территории теплицы.

– Да, разумеется! – раздражённо согласилась Гилл. – Мы благодарны вам, Пол уже сказал! Если необходимо, можем компенсировать материальные и моральные затраты…

– Вы авансом компенсировали. – Мужчина перевёл на неё взгляд. Ещё более презрительный. – Отобрали у меня жену и дочь.

Теперь и до Моник дошло, что перед ней Пётр Сорокин, бывший муж Людмилы.

– Если бы знали заранее, не вмешались бы? – в голосе Наты становилось всё больше льда. – Позволили бы шлейфокрылам растерзать нас?

– Нет, спасали бы в любом случае. Вы ведь тоже божьи создания. Хоть и ущербные.

Моник увидела, как передёрнуло Мюррея от этих слов, как застыло лицо Наты. Секунда – и будет взрыв. А Людмила стоит в углу и вместо того, чтобы вмешаться, с интересом наблюдает за происходящим.

– Это в каком же смысле мы ущербные, позвольте спросить? – Ната старалась говорить спокойно, но голос её звенел.

– В прямом. Господь не зря людей на мужчин и женщин разделил. Чтобы любили друг друга, плодились и размножались. А кто от воли Господней отступает, тот ущербный и есть.

– Сам ты… – зашипел Мюррей.

– Пол! – поспешно перебила его Моник. Повернула голову к Сорокину. – Пётр, мы с Натой очень благодарны вам за наше спасенье. Вы настоящий герой! Пожалуйста, не сердитесь на моих друзей. Они перенервничали, испугались. Мы ведь горожане, мы привыкли жить в безопасности и комфорте. А тут вдруг такое!

Сорокин скользнул взглядом по слою пены, покрывающему её тело. И лицо его немного смягчилось, едва заметная улыбка появилась в уголках рта.

– С чего бы мне сердиться на всякую ерунду? А благодарить меня можно разве что за спасение вашей достопочтенной начальницы. Вас я не спасал, не успел бы, при всём желании. Крыл уже коготки запустил в вашу шкурку. Ещё минута, и распотрошил бы за милую душу. Вот ваш спаситель. Это он крылу на загривок с пятиметровой высоты сиганул. Вслепую, по одному инфравизору ориентируясь. – Сорокин оглянулся и, заметив, что спутник его по-прежнему топчется за полуоткрытыми дверьми, требовательно поманил: – Ты что там застрял? Зайди, представься. Это наш егерь, Илья Альментьев.

Наконец Моник сумела рассмотреть своего спасителя по-настоящему. Высокий, одного роста с Мюрреем. По возрасту – сверстник самой Джабиры, а то и моложе. Это аккуратно подстриженная русая бородка чуть старит его, придаёт солидности. Если её убрать, лицо станет гораздо привлекательней. Мягким, почти нежным. А глаза и так красивые – серые, с голубизной. И волосы красивые – длинные, волнистые, собранные в пучок на затылке. Должно быть, приятные, когда их гладишь. Шелковистые.

Альментьев неуверенно вошёл в палату. Сунул руки в карманы и тут же выдернул. Видно, не знает, куда их деть.

– Не было там пяти метров… – пробормотал. – Я рад, что обошлось, выздоравливайте поскорее.

На мгновение взгляды Моник и егеря встретились. С ужасом она представила, как сейчас выглядит: до половины голая, залепленная жёлто-белой пеной. Страшилище, одним словом. Здоровая правая щека её полыхнула огнём. Хорошо, что на смуглой коже это не так заметно!

Альментьев смущённо потупился.

– Пётр, в самом деле, пошли. Пусть наши гостьи отдыхают.

Дверь палаты отворилась шире – вернулась врач. Сообщила: