Основные отряды рыцарей прибыли утром. Пешие гнали несколько тысяч уцелевших в бою лесных, походные колонны сопровождали по воздуху выжившие гарпии, гномы-летуны и химеры. На летунов поглядывали с опаской, лучники время от времени пускали в синее небо стрелы, надеясь зацепить какую-нибудь из тварей. Тщетно; те, изучив высоту полета стрел на примерах гибели собратьев, низко не опускались.
Первое время кто-нибудь из гномов подхватывал на лету стрелу, замершую на излете, и отправлял ее вниз, целясь поточнее зацепить торжествующих врагов, но стрелки рыцарей догадались бить сразу вслед летящей стреле, и после нескольких сбитых гномов, те оставили свои попытки отомстить.
Гарпии тоже старались вначале опуститься пониже, чтобы не попасть железными перьями в своих, но их тоже сбивали, а собственных боевых перьев скоро не стало.
Впереди шествия ехали конные командиры. Коней всегда было мало. Их пытались разводить, но в мирное время они были бесполезной тратой ценной травы, которая приносила больше пользы в Конверторах, так что немногих оставленных лошадей по традиции во время войн разбирала знать.
Зрелище было необычное, появление такого количества пленных горожане ждали уже несколько дней. Многие дежурили на городских стенах. И вот наконец вдали появилось нечто темное, сверкающее — это солнце отражалось от полированных доспехов командиров. Неожиданно скоро подтянулась унылая вереница пленных, еще раньше с неба стали доноситься проклятия летунов, а потом уже и вся унылая и торжествующая лента людей и лесных стала втягиваться в широко распахнутые Золотые Ворота Рима.
Восторгу горожан не было предела. Каждый криком старался привлечь соседа к заинтересовавшей его детали. Кто указывал на гиганта гоблина, несущего на плече раненого сатира в красном с золотым узором плаще, кто улюлюкал при виде кентавров, кто злобился, разглядывая луперков и оборотней-леопардов, а кто вслух, перекрикивая всех, подсчитывал, сколько же можно будет получить от Конвертеров за этих лесных волосатиков.
Шум вскоре достиг высшей точки. Не избалованные зрелищами граждане, привлеченные криками с городских стен, бросались по узким улочкам к Золотым Воротам. Их отгоняли стражники. Давка на узких улочках, примыкающих к Триумфальному проспекту, вскоре превысила все возможные пределы, и с обеих сторон посыпались удары. Завязались драки между полицией и зеваками. Всеобщее возбуждение требовало выхода. За всем происходящим наблюдали люди с крыш домов и с балконов. Кто-то, озлобленный, выкрикнул, что простым людям все равно ничего не достанется от неслыханного количества пленных. И это предположение послужило спичкой, поднесенной к стогу сена.
Легату Иоанну осведомители вскоре донесли об уличных беспорядках. Начальник полиции, предполагавший выступления недовольных лишь после игр, когда начнут делить массу предложенных Конвертерами товаров, поморщился. У него сразу разболелась голова. Для него как начальника была ясна в полной мере трудность наведения порядка в районе городских стен. Обычно беспорядки начинались ближе к центру города, где было много площадей и пространства для разворачивания манипул. Тем не менее он распорядился стянуть к месту прохождения колонны рыцарей и пленных приготовленные заранее части центурионов.
Собственно, необходимо было как-то преодолеть несколько кварталов, расположенных в непосредственной близости к стенам. Дальше начинались проспекты, вдоль которых ближе к домам стояли плотные цепочки центурионов.
Манипулы, посланные легатом, немного опоздали. Неизвестным оказалось, кто первым бросил тяжелый жернов с балкона, но именно этот камень послужил новым взрывом недовольства. Кто-то упал, кого-то придавили упавшие следом; водоворот тел возник и увлек многих. Многотысячная толпа надавила, повинуясь не чьим-то приказам, а увлекаемая видом доступности извечных врагов. Несколько десятков рыцарей были вмиг раздавлены хлынувшей толпой, многих под шумок прирезали вместе с пленными, трупы погибших тащили прочь мародеры с мгновенно осунувшимися от нежданной удачи лицами, с выпяченными от восторга и страха глазами…
Резня длилась недолго. Собственно, и резней ее назвать было нельзя. Больше было придавленных, много — раненых, много крови. Но убитых меньше, чем можно было ожидать. Убитых и похищенных пленных никто не считал.
Отрезвили всех рожки глашатая. Среди воя толпы, криков боли, гнева, свиста, призывов бить и убивать вдруг раздался знакомый звук, извещавший о приходе новостей. Если кто из горожан и был равнодушен к появлению глашатая, но не любивших новостей точно не было. Граждане Нового Рима в большинстве своем новости любили, при любой возможности послушать их бросали все дела, так что и сейчас приход глашатая был своевременен. Стычки затихали. Тех, кто не замечал звука рожка и продолжал кричать, свистеть и драться, тотчас же убедили слушать кулаками.
Глашатай с рожком в одной руке и синим флажком в другой звонко прокричал: