Хозяин

Она всерьез обиделась на меня и замолчала. Но мне было уже плевать – на все свои высказанные и невысказанные вопросы я получил довольно исчерпывающие ответы. Да и потом – до Генахиного гаража, куда я, собственно, изначально и держал путь, осталось рукой подать. Заторы и пробки, запутанные переулки и прочие неприятности езды по городу неприметно остались позади, спасовав перед увлекательной и весьма содержательной беседой.

Загнав машину на территорию гаражно-строительного кооператива, я выбрался наружу и, как истинный джентльмен, поспешил к даме с целью помочь ей выйти из салона. Дама, правда – видимо, как истинная леди – слегка поупиралась всеми четырьмя конечностями, и мне пришлось взять ее за плечо и еще раз помочь выйти.

До брюнетки дошло, что это конечная и дальше мы не поедем, а главное – что упираться, собственно, смысла нет. Поэтому она покинула-таки салон и обозрела местность взглядом кошки, которую только что грязно домогалась мышка.

– Что это? – пискнула она, закончив осмотр. – Куда ты меня завез?

– Это гаражи, – объяснил я. – Здесь тебя искать не будут. Честное октябрятское.

– Ты что – больной?!

– С чего ты взяла? Я же о тебе беспокоюсь, глупенькая. Ты погляди, в какое место я тебя привез! Ручная работа, почти Фаберже! Памятник архитектуры, натурально. Так что наслаждайся. Я тебя здесь на пару деньков запру, думаю, за это время успею все уладить. А потом приеду и освобожду. В смысле – освобожую… Короче, выпущу.

– На два дня? – всхрапнула она. – Ты точно больной! Что я тут буду делать два дня?

– Я же сказал – получать эстетическое удовольствие. Развиваться духовно. Если не хочешь архитектурой любоваться – займись танцами. Музыки, правда, нет, зато ты можешь сама себе подпевать. Стены толстые, все равно никто ничего не услышит.

Я подвел ее к воротам Генахиного гаража и принялся возиться с замком.

– А ты?

– Ты хочешь спеть на два голоса? – удивился я. – Да без вопросов. Вот я через два дня вернусь – и споем.

Дверь распахнулась, и я ввел даму внутрь. Допускаю, что там было сыро и бегали пауки, но это не повод вырываться так, как начала вырываться она. Пришлось взять ее за задницу и плотно прижать к себе. Получилось очень сексуально, хотя я ничего подобного не имел в виду. Вот честное слово. Просто в таком положении ей было гораздо труднее трепыхаться.

– Пусти! – прошипела она, уперевшись мне в грудь кулачками.

– Ты на меня слушай. Я диспозицию объясняю. В углу – тахта. В погребе – жратва и даже, говорят, бражка есть. Удобств, извини, нет. Так что придется в ведро. Хотя бы вот в это, – я придвинул ногой ближайшее. – Так что располагайся.

И отпустил ее. Потому что: а) она уже успокоилась; и б) я надеялся, что до нее дошла неотвратимость уготованного мною.

Вероника действительно не стала делать поползновений в сторону освобождения. Я больше скажу – она даже не отодвинулась от меня. Так и стояла, сложив кулачки на моей груди. Правда, теперь не отталкиваясь, а прижимаясь. И голову на плечо мне взгромоздить попыталось. Что, впрочем, у нее не получилось – росточком не вышла. Но это ее ни фига не смутило.

– А если с тобой что-нибудь случиться? – спросила она тем самым голосом, который пленил меня в самом начале знакомства.

– Тогда мы не будем петь дуэтом, – я пожал плечами. – Тогда тебе придется брать ломик и долбать стену. День упорного труда – и ты на воле.

Брюнетка подняла голову и заглянула мне в глаза. От этого взгляда у меня в штанах снова предательски зашевелилось либидо. А потом ее руки поднялись и обвились вокруг моей шеи.

– Не оставляй меня здесь одну, ладно? – страстно прошептала она. – Не уезжай! Здесь мерзко и страшно. Я боюсь.

– И кто там собирался на меня за изнасилование подавать? – у меня охрип голос. Куда-то на задворки сознания отодвинулись и ножик, и происшествие на пригородном шоссе. Брюнетка была так близко, что сложно было думать о ней, как о подсадной утке. Тем более, что здесь и сейчас она уже не была уткой. – Полагаю, это мне подавать придется.

И, подняв Веронику на руки, я понес ее к тахте. Ведь все по любви, правда? А на случай биологической экспертизы у меня в заднем кармане брюк был заныкан презерватив.

6

От Генахиного гаража я отъезжал, похожий на мыльный пузырик. Такой же переливчатый и раздутый светлыми эмоциями. Давно за собой заметил – сделаешь человеку приятное, и самому хорошо становится. Я приложил массу усилий, чтобы Веронике было не так тоскливо ожидать меня в течение двух дней. И, кажется, преуспел в этом. Вероника, надо отдать ей должное, в долгу не осталась, снабдив меня в дорогу кучей приятных воспоминаний.

Мыльным пузыриком, как оказалось, быть приятно. Раньше никогда об этом не задумывался, теперь вот сподобился. Сияй себе радужной пленкой, да радуй окружающую среду. И все вокруг кажется таким же переливчатым и беззаботным. Словно и не было в моей жизни ни дурацкого ножика, ни Маленького Бори. Сплошная красота. Лишь бы никто булавкой не проколол.