Хозяин

– Рад, что ты в порядке, – хрипло сказал темный эльф и, внутренне дрожа от сделанного над собой насилия, с неимоверным трудом повернулся к дверям. – Прости, что так вышло, но пока ты носишь перстень, твоя магия против меня бессильна. Если хочешь, сними его и спрячь, хочешь – разбей, теперь это твое право. И извини, что потревожил. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.

Он быстро шагнул в коридор, чтобы не поддаться искушению, и с облегчением перевел дух… как вдруг сзади раздался гневный выдох, а затем над его ухом просвистело что-то острое и с глухим стуком вонзилось в косяк.

Таррэн осторожно скосил глаза и наткнулся на пугливо подрагивающую рукоять эльфийского ножа. Его собственного ножа, между прочим, который Белка всего полтора месяца назад стащила здесь же, в Аккмале. А теперь возвращала обратно, как и пообещала когда-то, но не один, а с жалобно звякнувшим кольцом на острие.

– Забери эту гадость!

Он прикусил губу и послушно снял родовой перстень, пришпиленный к дереву изящным клинком. Если бы она хотела, то могла бы разбить его хоть сейчас. Отомстить за все, что пережила по вине его рода. Не зря несколько дней назад у него сердце болезненно сжалось. Но даже тогда она сдержалась: не стала убивать исподтишка, а вместо этого рванула следом. И вот – нашла его здесь, увидела и… что теперь?

Над дворцовыми садами гулко ударил первый колокол, возвещая о приближении ночи. Зазвенел долго, протяжно, словно отмерял чье-то время или отсчитывал последние секунды для принятия самого важного в жизни решения.

Эльф против воли обернулся и с болью взглянул на ее гордо выпрямленную фигурку, но Белка на него не смотрела. Она снова уставилась в окно и, демонстративно сложив руки на груди, красноречиво молчала. Просто ждала, как делала все время. Терпеливо ждала, пока он уйдет и оставит ее в гордом одиночестве. Неестественно прямая, с до крови прикушенной губой и предательски дрожащими ресницами. Она сказала ему все, что могла произнести вслух. Молча прокричала все, что хотела донести в мыслях. Беззвучно выругалась, но и это не принесло облегчения, потому что напряженная тишина за спиной стала откровенно зловещей.

Пускай уходит, глухой пень. Пусть бежит, как всегда делал. Пусть не замечает того, чего сложно не заметить, а потом всю оставшуюся жизнь прячется от сомнений в своем проклятом лесу, как и положено дураку и слепцу.

Она сильно вздрогнула, когда сзади раздался подозрительный шорох. А когда стремительно обернулась, то едва не ахнула в голос, потому этот нелюдь… этот проклятый остроухий болван… этот долгоживущий гад… опускался перед ней на колено и в жесте полного подчинения протягивал свои родовые клинки!

– Илларэ таире сатуро, – прошептал Таррэн древние слова, испокон веков звучавшие между достойными поединщиками, с уважением ощутившими силу друг друга. Он никогда прежде их не произносил, не склонялся даже перед царственным братом и никогда раньше не думал, что признает себя слабее. Но сегодня, сейчас, он просто не смог по-другому.

– Я признаю твою победу, Белка. Ты выиграла. Возьми.

Он склонил черную голову и выжидательно замер, по-прежнему протягивая скрещенные клинки, на которых доверчиво посверкивал родовой перстень Л’аэртэ. Он знал, что делает глупость. Знал, что изменить ничего нельзя, и прекрасно понимал, что открылся сейчас перед ней весь, целиком. Но лгать самому себе больше не мог: он действительно проиграл. Белка сумела его одолеть в этой напряженной борьбе и вынудила признать поражение. Не в первый, но, кажется, в последний раз, потому что больше ему нечего было скрывать.

Он лишь надеялся, что маленькая Гончая, так безошибочно поразившая его в самое сердце, сумеет услышать и понять нечто иное. Что, не будучи готовой к чему-то большему, сможет хотя бы простить и принять его уже не как врага, а как друга. Хотя бы в качестве друга, чтобы потом… быть может, даже через пару веков, которые у нее тоже впереди, хотя она об этом не подозревает, увидеть в нем нечто новое. То, чего он не предлагал никому до нее. То, что сейчас ей было бы трудно принять, но позже, если он будет терпелив и осторожен, если сумеет помочь и первым сделает шаг навстречу… если будет настойчив и нежен… быть может, она поймет, что сейчас вместе с родовыми клинками и перстнем он предлагал ей себя. Свою жизнь, свою силу и свое сердце. Все, что имел и чем дорожил. И был в этом как никогда искренен.

Что она выберет? Что решит? Как рассудит? Странно, но будущего он больше не боялся. И вообще ничего не боялся, даже того, что его древний род безвозвратно угаснет. Он лишь надеялся, что ему позволят остаться рядом, оберегать ее, надеяться и ждать. Терпеливо ждать, как когда-то ждала она, но быть готовым к тому, что его время, несмотря на все усилия, может никогда не настать.

– Ты сумасшедший! – неслышно прошептала Гончая, чуть ли не с ужасом уставившись на коленопреклоненного бессмертного.

«Нет, – кротко возразил он. – Я просто тебя люблю».

– Так скажи это!