Да нет. Я видела много раз совсем другое. Других людей, их детей. Их жизнь, она другая. Они смеются, держатся за руки, ссориться, даже ругаются. Но они ходят по улицам, заглядывают в магазины, заходят в кафе.
А я, что ждёт меня?
Какое-то неприятное чувство одиночества охватило, сжало где-то внутри.
Но ведь я сама зашла в эту клетку. Добровольно. А когда она захлопнулась, я ещё и удивилась. Хотела замуж за Селима? Что же теперь жаловаться.
В доме есть всё для нормальной безбедной жизни. Мне не нужно готовить пищу, убирать, стирать. Я не обременена никакой работой… но что-то не то.
Лучше бы я была той работой завалена, но не слонялась бы в одиночестве по белым комнатам с восточными узорами.
Я взялась за перила, подалась вперёд, выглянула, и… прямо за бортиком перил увидела лестницу, что спускалась по стене.
— Хозяйка!
Я вздрогнула, обернулась. Слуга в белом склонился передо мной.
— Да, я просто… решила воздухом подышать.
Я так испугалась, как будто меня застукали за каким-то страшным поступком.
— Я прошу вас, пройти в спальню. Скоро хозяин приедет.
— А если я не пройду, что тогда?
Лицо слуги, как будто слегка нервно дернулось.
— Тогда, нам придётся вас привести.
Это уже не в какие ворота. Они что меня ещё и насильно будут в спальню запихивать. Каменный век какой-то. Значит не нужно, провоцировать и давать им такую возможность.
Обреченно вздохнула и пошла к выходу.
Что значит привести? А что если я не хочу, не желаю?
Почему я должна ходить в ту спальню по заказу.
Селим, совсем не ласков. Черств. Агрессивен.
Я думала он измениться после свадьбы, но всё стало только хуже.
Слуга довёл до спальни и когда дверь за мной закрылась, я услышала удаляющиеся шаги. Подошла к двери, толкнула её, но она уже не открывалась.
Странные у них тут замки — без замков.
Я не знаю, что сейчас будет, но начинаю чувствовать себя сексуальной рабыней.
Хочется воспротивиться такому порядку. Он не мой, я на это не соглашалась.
28
Дверь открылась. Вошел Селим. Моча прошел к столику у кровати, снял часы. Его тёмная фигура как черная туча на безоблачном небе. В светлых тонах этой комнаты грозное, тёмное пятно. Я слежу за ним взглядом. Жду.
Он снял пиджак, повесил на спинку стула, начал расстегивать брюки. Звякнул ремень. Селим повернулся и его холодный взгляд столкнулся с моим взглядом.
— Раздевайся, мне некогда.
Слова холодные. Лёд. Железо.
Гордо я вскинула подбородок.
— Не хочу.
— Не заставляй меня раздевать тебя самому.
Он снял рубашку. Обнажилась мощная грудь, крепкие руки.
— Я не хочу секса, — проговорила я упрямо.
Рука его остановилась на ремне, мускулистое тело напряглось. Селим отпустил ремень. Ни один мускул не дрогнул на лице.
— Элиза, я не собираю с тобой спорить. Разденься и встань у кровати. Не заставляй меня повторять это дважды.
Он говорил спокойно, даже уговаривал. Но в голосе чувствовались опасные, стальные нотки.
— Я тут не рабыня, чтобы подчиняться твоим приказам! Я хочу домой!
Он вздохнул. Посмотрел в сторону. В окно. Потом снова на меня.
Взгляд пробежал по моему телу, но в нём не огонь, а лёд. Боже, неужели он никогда не растопиться. Как можно быть таким черствым истуканом. Неужели он не понимает, как я хочу настоящих его ласк, нежную силу его тела, его правильной любви. Не такой холодной, какую даёт сейчас.
То, что он делает, это не любовь.
Селим смотрит на меня терпеливо, спокойно. Равнодушно.
— Так, понятно.
Он снова стал застегивать ремень. Надел рубашку. Не глядя на меня, застегнул одну за другой пуговицы.
Но возмущение только начало разгораться внутри. Эта черствость распаляла во мне огонь бунтарства. Хотелось говорить, кричать, требовать.
— Зачем ты женился на мне? Если для этого, — указала на кровать, — то я подаю на развод.
— Домой ты не пойдёшь. Ты — моя жена. Теперь твои обязанности это быть радом с мужем, и выполнять его требования.
— А я не хочу! Так — не хочу.
Я снова махнула рукой в сторону кровати, ткнула пальцем, напоминая о вчерашней ночи.
— Я не должен спрашивать женщину, как она хочет, потому что я — муж, я сам знаю как надо.
— Это бред! — выпалила я почти со смехом. Немного даже истерическим.
Селим ещё раз осмотрел меня всю.
— Ладно, мне некогда с тобой разговаривать.
Он застегнул пуговицы на рубашке и пошел к двери. Обрубая разговор, не доводя его до выяснения отношений.
А я осталась стоять.
Что тут вообще происходит?
— Селим! — окрикнула я.
Потому что наш разговор не был окончен. Получается, я говорю, а он не слышит. Я требую одного, а ему нужно совсем другое. С чего он взял, что я буду это выполнять.
Он не обернулся. Вышел и дверь тихо закрылась.
И я хотела за него замуж?
Как так получилось, что я этого хотела.
До вечера меня никто не тревожил, только слуга позвал к ужину.
Я ела в тишине и одиночестве. Хотелось задать вопрос этому бесшумному человеку, который появляется ниоткуда и исчезает в никуда — где ваш хозяин?
Но я знала, слуга скорее всего, не ответит.