Хозяин

Отсчёт времени пошел в тот момент, когда я устала стучать. Подошла к стене, оперлась на нее. Потом поняла, что стоять у стены придется долго. И опираясь на стену спиной, съехала и села. Просидела немного.

Захотелось лечь. И я легла.

Уснула довольно быстро. Сказывалась усталость и напряжение. Поэтому, как только закрыла глаза — все. Вырубилась почти мгновенно.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыла глаза — было всё ещё темно. Я уже выспалась. Тело ныло от неудобной позы. От жесткого пола. Никогда ещё я не спала вот так.

Встала на ноги и осознала — потеряла с какой стороны дверь. Прошла, прощупывал периметр, но так и не смогла определить — где дверь. Где зазоры? Кругом сплошная стена.

Сначала казалось, все это просто — меня попугать. Но чем больше проходило времени, тем больше я понимала всю серьёзность и зависимость своего положения.

Никто не идёт выпускать меня. Сколько бы ни стучала и не кричала. Ничего.

В конце концов, я снова устала. Присела на пол. Оперлась спиной о стену. Закрыла глаза. Что толку смотреть в темноту.

Как он может такое делать со мной? Почему, за что? Что я сделала?

Неожиданно свет резанул в глаза. Я зажмурилась. Прикрыла лицо ладонью. В проёме стройная фигура моего мужа.

Я не встаю. Не хочу. Не кидаюсь к нему. Не прошу. Обойдётся.

— Элиза, мне очень жаль, — голос строгий, но уже не такой, как ночью. В нём появились тёплые нотки.

Я молчу.

Селим вошел в комнату, присел передо мной на корточки. Взял мою ладонь, поднес к губам.

— Ты огорчаешь меня. Постарайся больше этого не делать. Я бы не хотел держать тебя здесь. Но если ты захочешь снова повторить свою попытку, я снова приведу тебя сюда. Пойми, отсюда невозможно убежать.

Я подняла на него взгляд. Пытаюсь понять, что у него на уме. Но на лице всё тоже безучастное выражение.

— Зачем ты меня здесь держишь?

— Чтобы ты поняла, от меня не нужно бежать. Я тебя люблю. И не хочу, чтобы ты уходила.

— Но так не любят. Это не любовь, — отчаяние накрывает.

— Я — так люблю.

— А как же мои чувства? Ты не думал что мне нужно что-то другое, а не твоё холодное отношение.

— Я не холоден. Тебе показалось. Ты не должна сопротивляться Элиза. Не нужно убегать. Я хочу, чтобы ты безропотно выполняла всё, что я скажу.

— Ты ошибся, Селим. Я не буду делать так, как ты хочешь, — говорю резко.

— Но мне казалась, что ты любишь меня и будешь послушной.

— Тебе казалось. А я, не приемлю такую любовь. Я за равноправие. Ты меня не понял.

— Хорошо, пусть я тебя не понял, но ради хорошего отношения ты можешь быть послушной?

— Нет, не могу. Я родилась свободным человеком и хочу таким оставаться. А если ты подумал по-другому, значит ты ошибся.

— Да, значит, я ошибся, — задумчиво сказал он.

Селим встал, пошел на выход.

— Ты выпустишь меня отсюда? — проговорила я в след.

— Нет. Ты должна подумать ещё немного. Возможно, поменяешь своё мнение, — снова в голосе жесткость.

— Нет, Селим прошу тебя, не оставляй меня здесь, — я уже умоляла.

Провести день в этой комнате мне казалось чем-то страшным. Чем дольше я здесь находилась, тем сильнее хотелось выйти и возможно даже подчиниться его требованиям. Понимаю, зачем я здесь. Это попытка показать мне, что будет всякий раз, когда я вздумаю не подчиняться. И от страха попасть сюда, я стану покладистой и не дерзкой. Он хочет сломать меня. И я начинаю подозревать, что у него может получиться.

— Подумай Элиза и когда решишь, что ты достаточно хорошо подумала, постучи в эту дверь.

Он развернулся и вышел.

Дверь закрылась и я снова осталась в темноте со своими мыслями и страхами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

31

Темнота давит. Она действует растворяюще.

Растворяет мысли о свободе, превращает их в нечто подобное на согласие принижения, на отказ от самой себя. Ведь если я до сих пор мирилась с таким к себе отношением, что мешает мириться с этим дальше.

Нужно просто согласиться и всё.

И вроде соглашалась и подходила туда, где должна быть дверь. Заносила руку, чтобы стукнуть, но почему-то снова её опускала.

Согласиться, значит отказаться от собственного я. Стать мягкой глиной в его властных руках. Позволить лепить из себя всё что угодно. Оказаться подчинённой.

Эти мысли не давали сделать спасительный жест. Стукнуть в дверь и стать глиной. И я снова отходила от двери. Возмущённая. Почему я должна это делать, если не хочу?

Не могу поверить, что он будет держать меня здесь так долго. Неужели будет? Потом ложилась на пол. И засыпала.

Не знаю, сколько я лежала в той комнате.

Сквозь полусон полуявь почувствовала, как сильные руки коснулись талии, подхватили, приподняли с пола. Я оказалась на руках мужчины. Не знаю, кто это — Селим или кто-то из охраны.

Наверное Селим. Он. Это его руки, его сила. Я старалась обхватить его тоже. Прильнуть. Хоть и не было сил, но я жалась. Потом почувствовала мягкий шелк простыней. Пальцы на моём теле и движения. С меня стягивали одежду, но я не сопротивлялась.

Неужели, стоило мне побыть в той комнате, я сама собой изменилась. Может быть, я просто устала сопротивляться?