Хозяин Амура

— Слишком большой куш! — покачал головой Алексей, нахмурившись. — Нет зависимости тут, Прохор верно заметил.

— Ладно, я просто предложил! — поднял ладони в извиняющемся жесте капитан «Орочанина» и, обведя остальных взглядом, спросил: — А у вас есть иные предложения?

— Сейчас — нет! — тут же ответил Сазонов. — Но обдумать это стоит.

— А может, и так уживемся, — предположил Лыков. — Им уголь с нефтью не столь надобны, а нам до котика дел нету.

— Посмотрим, — кивнул Алексей. — В Якутск мы протест уже послали… Весной сами решим. А вот что сейчас с голландцами делать станем?

— Воеводе Калешину они вряд ли нужны, — сказал Лыков.

— В остроге говорят — зачем лишние рты, оставили бы немцев у мохнатых, ведь и так многие помрут вскоре. Болезные они, — нараспев проговорил Илья, бывший в Усть-Амурске на разведке.

— А ну! — воскликнул Сазонов, вставая. — Николай! Прикажи разводить пары, к острогу сходим. Потом машину будешь чистить!

Некоторое время спустя. Усть-Амурский острог

— Василей! — раздался с берега зычный голос полусотника Агея. — Поярков!

— Ой?! — В лодке, что стояла наполовину вытащенной из воды, разогнулся коренастый, будто бы квадратный бородач в некогда богатом, а теперь драном кафтане, выбросив на берег объемный, звякнувший железом мешок. — Чего глотку аки проклятый дерешь, Агейка?

— Воевода, Федор Исакович, немедля требует! — сложив ладони, проорал служилый казак и припустил в острог, недобро оглядев ватажку Василия, отдыхавшую на берегу у костров в ожидании ушицы.

— И чего этому борову неймется, получил же свою долю! — в сердцах пробурчал якутский письменный голова, заломив шапку. — Так и пришиб бы… — Спрыгнув на мокрый песок, он поднял мешок и отдал его товарищу, наказав: — Делить буду, как возвернусь! — и направился в воеводскую избу.

Воевода Байков заканчивал обед, когда в жарко натопленное помещение вошел Поярков. Федор Исакович сердито глянул на вошедшего и тяжко вздохнул. После чего, отодвинув от себя ополовиненную миску с вареной пшеницей и мясом, облизал ложку от жира и, наконец, проговорил:

— Ты, Василий, на кой ляд мне сюды немцев притащил?

Тот хмуро посмотрел на пшеницу и подумал о том, что его казачкам оной не досталось — все одно придется жрать опостылевшую рыбу, будь она неладна! А служилым людишкам вона чего достается!

— За корабль сей, коли в Охотск его приведешь, воевода якуцкий Головин Петр Петрович отблагодарит, то будь спокоен! А коли так, то и немцев с собою забирай, а мне своих людишек кормить надобно, а не этих доходяг. Хлебной казны не присылали ишшо.

— То-то я и смотрю, — пробурчал Поярков, со злобой сузив глаза. — Сказывай, чего надобно, иттить мне надо к робятам!

— Долго ли столоваться будешь? — повысил голос Байков. — Покуда море покойно, уходил бы к Охотску!

— То мое дело! — заявил Василий. — Нужда станет — уйду! А немцев, коли не надобны, повяжу — да в воду.

— Оставил бы у мохнатых, лиходей… — пробормотал Федор Исакович. — Бают, ты к ним с жесточью приходил? Верно ли? Не Головин ли говорил тебе не забижать тех людишек? И так к Соколу ангарскому дауры кажный раз уходят!

— Кто бает? — пропустив остальные вопросы, спросил Поярков, упершись руками о стол и уставившись немигающим взглядом на воеводу. — Наговор се. И неча мне с тобою лясы точить, Федор Исакович, пойду я! — И, уже выходя за дверь, повернулся к продолжавшему сидеть за столом Байкову: — В Охотск сегодня же и уйду!

Едва за ним со стуком закрылась дверь, как Байков со злости запустил в нее миску с недоеденной кашей. И тут же с улицы послышались крики и топот десятков людей. Вдруг забил тревожно колокол. Байков вскочил с лавки и принялся торопливо одеваться. Толкнули дверь из сеней — то Ванька-пушкарь влетел внутрь, хрустнув глиняными осколками миски. У самого волосы всклокочены, а глаза, что любские ефимки.

— Ангарской корабль, Федор Исакович! Что дым черной исторгает! К острогу идет!

Загодя сбавив ход, канонерка подходила к северному берегу Амура, принадлежащему Московскому царству.