Хозяин Амура

Хлопнула дверь. Откинувшись в кресле, князь углубился в чтение. Вести ожидаемые: снова дауры бегут во владения Ангарска, в Зейске продолжают направлять людей южнее, изыскивая для них места, годные для поселения. Казачки, словно не видя пример мирного, даже союзнического сосуществования ангарцев с амурцами, продолжали совершать опустошительные набеги на туземцев, не желая растить хлеб и обеспечивать себя самостоятельно. Что же, присяги покуда принимаем, однако количество гостей не должно быть критическим. Негласное правило — посылать беглецов от казачьей вольницы в земли, покинутые дючерами, — работает. А территории, расположенные по берегам Амура, Уссури и их притоков, пригодятся и для русских переселенцев. Плененные иезуиты достигли Умлекана, хорошо. Албазин. Ага, первые недовольства амурцев из-за несправедливого, по их мнению, дележа земли. Князь даурский Иван, согласно инструкциям из Ангарска, отправляет младших сыновей местных старейшин и князцов на службу. При этом к семейной земле новая не прирезается, а остается старшему сыну по правилу майората. Посмотрим, как эта система сработает, думал Соколов. Так, корветы доводятся согласно установленным срокам. Течи в корпусах нет. Отлично.

— Вячеслав Андреевич, Строганов просит его принять, — снова зашел Антип, пропуская вперед шедшего следом Петренко.

— Говорят, он еще затемно поднялся, — сообщил Ярослав, садясь рядом со своим начальником. — Ночные? — указал он на бумаги.

— Да, почитай. — Вячеслав передал ему тексты радиограмм. — Не нравится он мне…

— Кто? А, Строганов-то! Да, скользкий типчик, — согласился Петренко. — Но все же семья эта для России немало хорошего сделала.

— Семья — да, я про Дмитрия, — отвечал Вячеслав. — Он мне с первого раза не понравился.

— А что тут такого? Человек печется о своем деле, семье, а может, даже и стране, — проговорил Ярослав, пробегая глазами по докладам с Амура. — Сын твой в Албазине останется?

— Пусть при верфи будет, — кивнул начальник. — А если Строганов часть бизнеса предложит или слияние активов?

— Вполне возможно, — буркнул Петренко, отрываясь от чтения. — Почему нет? Если будет достойное предложение, можно работать вместе, но не давать ему прорывных технологий, ибо дров наломать всяко можно.

— Посмотрим, Ярослав…

— Пойду я тогда за ним. — Отложив бумаги, местный воевода поднялся с кресла.

Спустя пару десятков минут дверь в кабинет открылась и внутрь вошел молодой мужчина. Увидев Соколова, он улыбнулся и, склонив голову, весьма вежливо поздоровался, не забыв спросить Вячеслава о его здоровье, здоровье супруги и детей. Вместе с высоким гостем в кабинет вошел дородный мужчина с окладистой бородой, при нем были какие-то бумаги и небольшая сума. Он молча сел на лавку у окна, то и дело косясь на прозрачное стекло. Петренко сел на стул в начале длинного стола, Строганова Соколов пригласил сесть напротив себя.

— Дмитрий Андреевич, — спокойным тоном начал разговор Соколов, — чем вызван твой повторный приезд? Снова секреты наши вызнавать будешь?

Однако ответ Строганова озадачил Вячеслава. Не обращая внимания на не слишком учтивый тон хозяина Ангарии, он произнес заранее подготовленные слова:

— Ведомо ли тебе, Вячеслав Андреевич, что нонче на Москве деется?

— О чем ты? Говори прямо, Дмитрий Андреевич, — нахмурился Соколов.

— Государь наш, Алексей Михайлович, уж преставился, верно, — словно рассуждая, неспешно известил Строганов. Соколов мельком кинул взгляд на Петренко, но тот покачал головой — нет, жив еще. По крайней мере, в Нижнем, в самой западной фактории с радиостанцией, подобного не знали. — А ежели и жив, то до осени не доживет, — как будто угадав сомнения ангарцев, проговорил Дмитрий. — А покуда Земский собор соберут, год минует, а то и два… — Строганов внимательно смотрел на собеседника, ожидая его реакции на свои слова, однако князь ангарский молчал. — Борька Морозов… не любим людишками, не жалуют его и бояре с князьями… Говорят, — уклончиво продолжал гость, — Никита Иванович, дядька болезного государя нашего, замыслил на трон московский сам сесть. На хмельных пирах люди слышали его речи, на Милославских напраслину наводит…

— И Никита Романов тебе не по нраву? — усмехнулся Соколов.

— Отчего же, — развел руки гость. — Да токмо рыжий он, да и детьми его Создатель не одарил. Бают, не хорошо се.

— Кто бает? — на автомате произнес Соколов.

— А народишко! — махнул рукой Строганов. — Не примет он Никитку, потому как тот многое у немцев перенял: и в платье немецком ходит, и музыку немецкую же слушает. Даже холопов своих одел в немецкие кафтаны. Патриарх наш, святейший кир Иосиф, потому и не жалует Никитку, да не может управу на него найти.

Потом Строганов пустился в описание тяжкой доли людишек, коих «мошна Борькина придавила». Мол, устал народишко от налогов, коих все больше становится. Скоро взбунтуется этот самый народишко, не сейгод, так опосля.

— Что ты предлагаешь, Дмитрий Андреевич? — остановил Строганова Соколов. — Ты же за этим осилил тяжелый путь до Ангары? Мое дело какое?