Хозяин берега

- Рыбнадзор обнаружил браконьерскую лодку, а увезти не смог, объяснил Хаджинур. - Слишком тяжела. Поэтому сожгли и составили акт...

"Умар Кулиев пытался сжечь "козлятник" Касумова, - вспомнил я приговор. - Но его хозяин и находившийся поблизости А. Ветлугин погасили пожар".

- У Мазута есть связь, - сказал я. - Некто А. Ветлугин. Что-нибудь известно о таком?

- Сашка Ветлугин? Он же утонул. Мне снова не повезло.

- Давно?

- Примерно в то же время, когда сожгли Саттара Аббасова. Второй год уже!

Когда мы подъехали, лодка догорала. Судя по остаткам костра, в ней было не менее шести метров, моторы были предварительно сняты. Запах бензина свидетельствовал о том, что лодку, прежде чем поджечь, обильно полили горючим. На песке виднелись рифленые следы сапог. Никого из инспекторов рыбнадзора, свершивших акцию, на берегу уже не было.

Высадив Орезова у дежурной части, я понял, что способен только на одно человеческое чувство - чувство острого голода. Кроме того, мне надо было позвонить домой.

Я сыграл отбой, забрал документы и ключи от нашей "Нивы" и покатил на морской вокзал. Там, в зале ожидания, были установлены телефонные аппараты междугородной связи. Удивительной формы белые пластмассовые яйца висели на стенах, внутри которых были вмонтированы телефонные аппараты. Над яйцами были надписи: "Баку", "Красноводск", "Ашхабад", "Москва".

Люди, которые звонили по телефону, были похожи на доисторических животных, которые выползали из этих гигантских яиц и, посмотревши на неуютный и неприятный мир, снова лезли обратно. Они втискивались под овальное пластмассовое прикрытие яйца, крича "алле! алле!", будто пытались докричаться до первородной причины, вытолкнувшей их в неприветливый мир.

Я дождался своей очереди, опустил монетки, набрал междугородный код и сразу же соединился с женой.

- Как жизнь, покоритель заморских территорий? - спросила она весело, зло.

- С утра до вечера страдаю из-за того, что ты грустишь обо мне, ответил я, стараясь поддержать наш обычный шуточно-пикировочный тон.

- Давай разделим наши занятия, - предложила она деловито, - я буду страдать, а ты пока что обустраивай наши дела, если тебя они еще волнуют...

- Хорошо, - послушно согласился я. - К тебе никто не заходил из моих бывших коллег?

- Нет, - удивилась она. - А зачем?

- Так. Ни за чем. Если зайдут, скажи, что я действительно нашел здесь синекуру, только она какая-то странная... Катаюсь, как сыр в масле...

Жена помолчала минуту, полагая, что это какой-то шифр, направленный на ущемление ее интересов, и нерешительно сказала:

- Хорошо, передам. А мне ты ничего не хочешь передать?

- А что тебе, Леночка, передавать? - сказал я. - Тут жизнь замечательная, но, по-моему, пока что не для тебя.

- А что?

- Да... как тебе сказать? Жилья пока нет. Развлечений не существует. В магазинах - "пустыня Калахари". Видимо, придется повременить с обустройством нашего быта.

- Ладно, ладно! Не жалуйся, - сказала Лена бодрячески.

- Ты наверное, стараешься не как следует?

- Я стараюсь как следует, - возразил я, - только результатов пока не видать.

- Больно скоро хочешь...

- Запиши номера моих служебных телефонов.

- А домашний? Я хочу звонить тебе домой.

- Домашнего у меня пока нет. Лена даже замолчала.

- У прокурора нет домашнего телефона?

- Нет. Пока нет.

- Ну и дела, - вздохнула она. - А если ты срочно понадобишься?

- Наверное, пришлют посыльного.

- Хорошо, видимо, ты там живешь, - усмехнулась Лена.

- Ладно, жду от тебя вестей.

- При первой же возможности позвоню, - пообещал я. - Целую. Пока. - И положил трубку.

Кто-то, нетерпеливо ждавший своей очереди, втиснулся в яйцо, оттолкнув меня от кабинки.

Я пошел к выходу, раздумывая о своей единственной и неразлучной на всю жизнь подруге. Не было случая, чтобы после нашего разговора по телефону я почувствовал бы себя счастливее или хотя бы бодрее.

Я уселся в "Ниву" и тихонько отъехал от морвокзала. Надо было где-то поужинать. Дома ничего нет да и быть не может.

Я вспомнил теплую, гнилостную сырость выключенного навсегда холодильника и решил ехать в ресторан.

В этот момент я увидел идущую по тротуару Анну Мурадову. Я узнал ее сразу, хотя разделяло нас метров пятьдесят.

Шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд - платье "куйнек". Этакое среднеазиатское "макси". Но во всем ее облике было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.

Я выключил скорость, и машина бесшумно догнала ее. Я тормознул, высунувшись в окно:

- Не нужно прокатить?

Она подняла голову, всмотрелась в меня и засмеялась:

- О-о-о! Вы что, по вечерам подрабатываете как таксист?

- Да, среди интересующих меня женщин.

- Нет смысла занимать вашу машину, - сказала она с усмешкой. - Тут ходьбы до дома пять минут.

- А вы что, с работы? - спросил я. Она кивнула.

- Идемте куда-нибудь вместе поужинаем. Я с утра во рту не имел еще той самой пресловутой маковой росинки. Где у вас можно поесть?

Она пожала плечами: