- Обком, по-вашему, ни при чем? Вы выше обкома? - Еще раньше, до того как разговор наш перешел на крик, Кудреватых вернулся к столу, выдвинул ящик, что-то поискал в нем, не нашел, задвинул, вернулся назад. - Обком партии вам не указ?
- Мы выполняем указания Генерального прокурора...
- Вот и договорились! - продолжал орать на меня Кудреватых. Он вернулся к столу, пошарил в ящике - по-видимому, выключил диктофон. - Обком для тебя никто!
Я нарушил золотое правил о службы и уже пожинал плоды этой оплошности. Было бы куда дипломатичнее, если бы, перед тем как закрыть установку, я бы пришел к директору со словами извинения:
- Вынужден! Пойми правильно. Жмут на меня! И Кудреватых понял бы!
- Я не обижаюсь... - Подумав, он, может, пригласил бы меня на свадьбу своего сына. Судя по всему, там должна была собраться вся восточнокаспийская элита.
А вместо этого! Оскорбленный и униженный, вернувшись, я поднял трубку и неожиданно для себя позвонил Мурадовой. Она была на месте.
- Я не буду называть себя. Интересно, узнаете ли вы, кто вам звонит...
- Уже узнала! - Я почувствовал, что ей приятен мой звонок, она ждала его.
- Как вы смотрите, если мы вместе пообедаем, конечно, если вы не избавились от этой неудобной привычки...
- Представьте, не успела!
- Очень хорошо.
- ...Взять, к примеру, рыбкомбинат! - Чистые пухлые пальцы Согомоныча бегали по моему лицу, не причиняя никаких неудобств. - Рыбкомбинат никогда не выполнял плана, а всегда был с наваром... - Он не мог работать молча.
- Как? А очень просто. Бегут в обком. Так и так... "Конец квартала, а рыба не идет..." Оттуда звонок Сувалдину: "Пустите рыбкомбинат в заповедник! В порядке исключения!"
До меня не сразу дошел смысл долгого его монолога, но, подытожив, я понял: Согомоныч и какая-то группа людей, близких ему, связывали свои надежды на оздоровление обстановки с моим появлением. Предполагалось, что водная прокуратура и я лично можем поставить предел ведомственному беззаконию.
Я спросил:
- Вам кажется, что рыбинспекция работает неэффективно?
На мгновение бритва в руках Согомоныча дрогнула, но в следующую секунду она так же ровно и легко поползла по моей намыленной физиономии...
- Стараются... - Он кивнул за окно, на призыв расстрелять убийцу Умара Кулиева. - Скоро тут такое начнется! Каждую весну у них настоящая война на море. Автоматы, вертолеты... Сами увидите. Главное, все равно никого не поймают. А если поймают - то мелкую сошку. Не знаю, как это там у них выходит, но крупная никогда не попадается. Может, с вашим приходом что-то изменится...
Я прервал его философствование:
- А если конкретно?
Согомоныч обтер свою раздвижную опасную бритву о белый листочек, вздохнул и категорически отрезал:
- Я думаю, большего вам никто не скажет.
- Может, и скажет. Кроме того, существует уголовная ответственность для тех, кто знает о совершенном преступлении и молчит.
Согомоныч пожал плечами. Мы были вдвоем. К его уютной частной лавочке никто нас не слышал.
- Дай-то бог... Но не думаю. У нас не Сицилия, но длинный язык могут отрезать в два счета...
- Бывают и такие случаи?
- О, сколько хотите! - Согомоныч предпочел переменить тему. - А вы, оказывается, не только на воду смотрите! Освежить? Тонкая туалетная вода "О'жен", Франция! Совершенно необходима мужчине" - Он заговорщицки на меня взглянул, словно уже все знал обо мне и Анне Мурадовой.
Я-то полагал, что по крайней мере еще неделю мы можем встречаться совершенно спокойно.
- Спасибо, - сказал я, кладя на стол художника его гонорар. - Сейчас, правда, мне предстоит свидание не с женщиной. Я бы сказал, с одним из наиболее мужественных мужчин города. Кстати, когда свадьба у сына Кудреватых?
- В субботу. На той неделе.
Бала ждал меня в кабинете вместе с болезненной, средних лет блондинкой, которую я видел на похоронах Пухова, - она разговаривала тогда с Анной Мурадовой.
Когда я вошел, женщина испуганно оглянулась.
- Это Татьяна Ивановна, вдова Ветлугина, - представил ее Бала. - Мы только начали(tm) Значит, в ночь, когда это случилось, дома вы не ночевали? - спросил мой помощник у Ветлугиной.
- Я работала. А кроме того... Видите ли... У нас две квартиры. Мы жили то у него, то у меня. А иногда каждый уходил к себе...
Я сел. Ветлугина тревожно взглянула на меня, снова обернулась к Бале.
- ...Сходились, расходились. Одно время Саша страшно пил. Его направляли в ЛТП, он давал мне слово не пить, не выдерживал...
- А в последнее время перед его гибелью?
- Последнее время держался... Но я боялась оставлять его одного, когда у меня были ночные дежурства. Соседи и прочее. Он у меня не прописан...
- Тогда он ночевал у себя?
- Да. Ивтуночьтоже. Япришлаутром, была в уверенности, что он дома. И вдруг приходит его приятель... Садык...
- Баларгимов Садык, - пояснил мне Бала.
- Все его зовут Садык. Сказал: поехали они на качкалдаков. Саша стал давать ему прикурить, перевернул лодку. Произошел выстрел... Там все записано. - Она показала на уголовное дело, лежавшее на столе перед Балой.