Хозяин берега

— А-а! — махнула она рукой. — Как сейчас принято говорить, я женщина с неустроенной личной жизнью. А женщина, которая до тридцати одного года не успела это сделать, не живет, а зарабатывает себе на пенсию…

Но говорила она это все, смеясь глазами, и нельзя было понять жалуется она или заводит меня, смеется над собой или грустит.

— Вы здесь с родителями?

— Нет, — покачала Анна головой. — Тут у меня дядя — в совхозе. А я одна. Мама умерла, отец уехал в Небит-Даг работать…

Мы снова забуксовали.

В этом месте сшиблись грудь в грудь две стихии — соленое море и прогорклая пустыня, как жерновами растерли жизнь между собой. Разбрасывая с завыванием из-под колес мокрый песок, «газон» тянул в сторону еле различимой дороги.

Пустыня завораживала, парализовала. Как бездонный омут, она втягивала в себя, грозила бесследно растворить в своей рыжей пустоте.

Всевышний, создатель сих мест, приступая к творению, страдал в этот момент или приступом дальтонизма, или острым дефицитом красок. Наверное, как всегда, подвели снабженцы, и он, гоня план к концу квартала, соорудил этот мир из одних желтых и серых цветов всех оттенков — от серебристо-седого неба до охряной пены. И припорошил пепельным налетом соли.

— Вы, наверное, всех хорошо знаете? — мотнул я головой на наших спутников.

— Да. Во всяком случае, много лет. — Она помолчала мгновение и быстро подняла на меня взгляд — глаза у нее теперь были почти черные. — Вы хотите что-то узнать о них от меня?

Я даже не удивился, почему-то я уже принимал за данность, что она может угадывать мой мысли.

— Хотел бы… Конечно, хотел бы…

— Но вы и меня не знаете, — неуверенно сказала Анна.

— Нет, вас я знаю. Я вас чувствую…

— Тогда вы должны чувствовать, что если я что-то скажу про них, то только хорошее. Они все мои старые знакомые…

— А Сергей Пухов был тоже вашим старым знакомым? — спросил я мягко.

— Конечно… Хотя мы общались мало… Все свободное время Пухов проводил со своими детьми… Он был замечательный отец… Мотор машины ревел, тяжело гудели и били на ухабах баллоны, салон автобуса был заполнен разрозненным шумом и грохотом, я говорил почти над ухом Анны — не боялся, что нас услышат.

— За несколько часов до своей гибели Пухов хотел со мной встретиться…

— С вами? — Она смотрела широко раскрытыми, как у ребенка, глазами.

— С ним была женщина. Молодая женщина. Совсем молоденькая. С черной повязкой…

— Это могла быть жена или подруга погибшего рыбака. Их тут много. И все в черном. Но почему вы не посоветуетесь со своими подчиненными? Вы им не верите?

— Я обязан им верить, — пожал я плечами. — Мне вместе с ними работать. Но дело в том… Даже не знаю, как сказать… По меньшей мере один из них предатель…

— Почему вы так решили?

— Пухов не открыл свою тайну водной милиции, а решил открыть ее мне человеку новому. Значит, он не доверял им.

«Рафик» в это время перевалил через плоский бархан и выкатил на шоссе, как будто облегченно вздохнул, повернул направо и покатил на юг. Мелькнул и исчез за песками взрытый малахит моря. Народ в автобусе был теперь полностью предоставлен себе.

Бураков, откинувшись на спинку, уютно свистел носом. Хаджинур, не обращая внимания на тряску, читал протоколы из черной папки Буракова.

— Подождите. Но почему вы говорите об этом мне? — спросила Мурадова.

— Я никого здесь не знаю. Кроме вас… Неуловимо-легко провела она ладонью по рукаву моего плаща:

— Вы и меня совсем не знаете…

Брови у нее взлетели вверх, дрогнули ресницы.

— Я же сказал: я вас чувствую. И кроме того, вы не служите в водной милиции…

— Эх, говорил я Сереже — поостерегись! — Побитое оспой лицо начальника рыбинспекции искривилось тоскливой гримасой. — Очень смелым был…

— А теперь стал очень мертвым, — не открывая глаз, тихо добавил Бураков.

Дорога подрагивала, дымилась, казалось, что мы мчим не по твердому свинцово-сизому асфальту, а с рокотом летим по реке, стремительно втекающей под колеса.

Прокуратура занимала второй этаж длинного жилого дома с балюстрадой, затянутой сухими безлистными лозами дикого винограда. Внизу, под нами, помещалась водная милиция.

Все прибывшие ненадолго заполнили мой кабинет. Говорили разом:

— Брать надо Мазута… Брать! И как можно скорее, пока не ушел!..

— Где Агаев? — улучив минуту, спросил я.

Бураков обернулся, толстый его живот остался недвижим.

— Начальник сейчас будет…

— Надо цроверить, задерживал ли Пухов Мазута в последнее время… Начальник рыбнадзора Цаххан Алиев прошел от окна к двери. — Может, он составил на него протокол, но не успел сдать…

Одна и та же версия — «убийцей рыбинспектора может быть только браконьер». И единственный мотив убийства — «месть на почве воспрепятствования преступной деятельности». Так при нападении на инкассатора всегда исходят из желания завладеть его инкассаторской сумкой.

Хаджинур, как мне показалось, сделал попытку вырваться из чертова круга «рыбинспектор — браконьер»:

— А если еще что-то? Может, женщина?

— Да ты совсем спятил! — рявкнул Цаххан Алиев. — У Сережки — и баба! Не было у него никого… Я внимательно слушал.