И теперь уж до самого дома мисс Кэрри была непривычно тиха и, казалось, даже не столь болезненно ощущала горечь разлуки с лучшей своей подружкой Амелией, оставшейся далеко-далеко, в пансионе для юных девиц в городе Мельбурне.
Что, впрочем, не помешало Кэрри той же ночью сделать этой юной леди большой, подробный и точный отчёт о случившемся с ними маленьком приключении.
Тем временем бедняга Босс, контуженный довольно сильно, был доставлен компаньоном домой под сень их хижины. Эйб помог ему взобраться по крутому склону на гору, наложил на повреждённую руку повязку и принялся врачевать всем, что нашлось под рукой; впрочем, фармакопея в хижине была по меньшей мере скромной. Они оба были не из разговорчивых и не обсуждали между собой то, что случилось на дороге. Моргун, однако, отметил, что его хозяин воздержался от обычного вечернего моления пред алтарём Сьюзен Бэнкс. Сделал ли премудрый филин из этого какие-либо выводы, наблюдая, как Эйб долго и задумчиво курил возле почти погасшего огня, не знаю. Могу лишь сказать, что, когда догорела свеча и старатель наконец встал со стула, его пернатый друг слетел к нему на плечо и, вероятно, выразил бы громким уханьем своё сочувствие, если бы Эйб не погрозил ему пальцем, да и врождённое чувство приличия не допускало такой фамильярности.
Случайный гость, который бы забрёл в посёлок Гарвей вскоре после приезда мисс Кэрри Синклер, обнаружил бы значительные изменения в манерах и обычаях местных жителей. Послужило ли тому причиной облагораживающее влияние женщины или же чувство соперничества, возбуждённое щеголеватым видом Эйба Дэртона, трудно сказать, весьма возможно, и то и другое. Одно несомненно: упомянутый молодой джентльмен внезапно обнаружил такое пристрастие к чистоте и такое почтение к условностям цивилизации, что его приятели только диву давались и безжалостно изощрялись в насмешках. Все давно уже привыкли, что Босс Морган уделяет внимание своей внешности, и приписывали этот феномен, в равной степени курьёзный и необъяснимый, полученному в детстве воспитанию. Но то, что Заморыш, свойский малый, здоровенный увалень, ни с того ни с сего вдруг вырядился в чистую сорочку, воспринималось каждым обитателем посёлка как прямое и предумышленное оскорбление. Из одного только чувства самозащиты все стали мыться после работы и ринулись за бакалейными товарами; спрос на мыло достиг невиданных размеров, и Макфарлейн уже собирался сделать новый заказ в Бакхерсте.
– Что это – вольный старательский посёлок или воскресная школа, чёрт возьми? – возмущался долговязый Маккой, видный деятель реакционной партии, который отстал от веяний времени, ибо в период возрождения куда-то уезжал. Но его упрёки выслушивались без сочувствия, а по истечении двух дней сдался и этот смутьян, появившись в «Колониальном баре» со смущённым и сияющим чистотой лицом и волосами, благоухающими медвежьим жиром.
– Я чего-то заскучал, – застенчиво пояснил он, – вот и решил к вам завернуть. – Он одобрительно воззрился на своё изображение в треснувшем зеркале, украшавшем лучшую комнату в заведении.
Уже упоминавшийся нами случайный гость обратил бы внимание и на значительные перемены в лексиконе старателей. Почему-то, стоило лишь замаячить в отдалении среди куч красной глины и заброшенных ям грациозной девичьей фигурке в элегантной шляпке, некий шорох пробегал по прииску и густое облако забористой брани, в этих краях, увы, весьма привычной, рассеивалось без следа. В таких делах стоит только начать – было замечено, что и после исчезновения мисс Синклер стрелка нравственного барометра ещё долго удерживалась на высокой шкале. Опытным путём старатели установили, что располагают гораздо более обширным запасом эпитетов, чем им казалось прежде, и что подчас достичь взаимопонимания, не прибегая к сильным выражениям, гораздо легче.