Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)

– Так вы больше не считаете, что женщины-врачи становятся какими-то бесполыми существами? – воскликнула она.

– Пожалуйста, не повторяйте моего идиотского выражения.

– Я так рада, что помогла вам изменить свои взгляды на этот вопрос. Наверное, это самый искренний комплимент, какой только мне приходилось слышать.

– Как бы то ни было, а это правда, – сказал он и потом всю ночь был счастлив, вспоминая, как вспыхнули румянцем её бледные щёки и какой прекрасной она казалась в ту минуту. Он уже давно понял, что она такая же женщина, как и другие, и не мог уже более скрывать от себя, что для него она стала единственной. Ловкость, с которою она перевязывала его ногу, нежность её прикосновения, удовольствие, которое ему доставляло её присутствие, сходство их вкусов – всё, вместе взятое, совершенно изменило его отношение к ней. Тот день, когда она в первый раз не приехала к нему в обычное время – ему уже не нужны были ежедневные перевязки, – был для него печальным днём. Но намного страшнее была мысль, что наступит время – а он чувствовал, что это время близко, – когда ему больше не понадобится её помощь и она прекратит свои визиты. Наконец настал день, когда она приехала к нему в последний раз. Увидев её, он почувствовал, что от исхода этого последнего свидания зависит всё его будущее. Он был человек прямой и потому, когда она начала проверять его пульс, взял её за руку и спросил, не согласится ли она стать его женой.

– И соединить свою практику с вашей? – сказала она.

Он вздрогнул, оскорблённый и опечаленный её вопросом.

– Как можете вы приписывать мне такие низкие мотивы? – воскликнул он. – Я люблю вас самою бескорыстною любовью.

– Нет, я была не права. Я сказала глупость, – проговорила она, отодвигая свой стул несколько назад и ударяя молоточком по его колену. – Забудьте мои слова. Я не хотела огорчать вас, и, поверьте, я высоко ценю честь, которую вы оказали мне своим предложением. Но то, чего вы хотите, совершенно невозможно.

Если бы он имел дело с другой женщиной, он, вероятно, стал бы убеждать и настаивать, с нею же – он инстинктом чувствовал это – такая тактика была совершенно бесполезна. В тоне её голоса чувствовалась непоколебимая решимость. Он ничего не сказал и с убитым видом откинулся на спинку своего кресла.

– Мне очень жаль вас разочаровывать, – сказала она. – Если бы я догадывалась о вашем чувстве, я сказала бы вам раньше, что решила всецело посвятить себя науке. Есть столько женщин, созданных для брака и так мало мечтающих о биологических исследованиях. Я останусь верна своему призванию. Я приехала сюда в ожидании открытия Парижской физиологической лаборатории. На днях мне сообщили, что там для меня есть вакансия, и, таким образом, кончится моё вторжение в вашу практику. Я была к вам так же несправедлива, как и вы ко мне. Я считала вас ограниченным педантом, человеком, у которого нет никаких достоинств. Пока вы болели, я узнала и оценила вас, и я навсегда сохраню воспоминание о нашей дружбе.

И вот через несколько недель в Хойланде опять остался один врач – доктор Риплей. Но обитатели деревни заметили, что за несколько месяцев он сильно постарел, что в его голубых глазах застыло выражение затаённой тоски, а интересные молодые леди, с которыми сталкивал его случай или заботливые деревенские маменьки, возбуждали в нём ещё меньший интерес, чем прежде.

1894 г.

Перстень Тота

Член Королевского общества мистер Джон Ванситтарт-Смит, проживающий на Гауэр-стрит, в доме № 147-А, наделён такой редкой целеустремлённостью и столь блистательным умом, что, без сомнения, мог бы стать одним из самых выдающихся учёных нашего времени. Но он оказался жертвой разносторонности своей увлекающейся натуры, которая побуждала его добиваться отличия в разных науках вместо того, чтобы снискать себе славу в одной. В юности он достиг таких успехов в изучении ботаники и зоологии, что друзья смотрели на него, как на второго Дарвина, ему предлагали кафедру в университете, но он вдруг бросил и ботанику, и зоологию и со всей страстью учёного погрузился в изучение химии. За открытия в области спектрального анализа металлов он был избран членом Королевского общества; однако и химии он изменил, забыл путь в лабораторию, а через год вступил в Общество ориенталистов, написав исследование об иероглифических и демотических текстах в святилищах Эль-Каба, чем триумфально подтвердил универсальность своих талантов, равно как и непостоянство своих научных интересов.