– Мы с матерью и представить не могли. Все пожелания отца были выполнены точь-в-точь, как он просил. Мы опечатали дверь, и с тех пор она так и стоит. Мать прожила ещё пять лет после исчезновения отца, несмотря на уверения врачей, что долго она не протянет. У неё было очень больное сердце. В течение первых нескольких месяцев она получила от отца два письма. На обоих стоял парижский штемпель, но не было обратного адреса. Оба были короткими и сходными по содержанию: скоро мы встретимся вновь и ни о чём не волнуйся. Потом наступило долгое молчание, тянувшееся до самой её смерти, а затем я получил письмо от отца, носившее столь личный характер, что вам я его показать не могу. В нём он умолял меня никогда не думать о нём плохо, давал множество полезных советов и сообщал, что запечатанная комната больше не имеет такого значения, как при жизни матери. Вместе с тем он писал, что её открытие по-прежнему может болезненно отразиться на других людях, поэтому, по его мнению, это действие следует отложить до достижения мной совершеннолетия, когда время сгладит и залечит былые раны. А до тех пор он поручил заботу о комнате мне, своему сыну. Теперь вы понимаете, почему я, будучи бедняком, не могу ни сдать, ни продать этот огромный дом?
– Вы могли бы заложить его.
– Это уже сделал мой отец.
– Весьма своеобразное состояние дел.
– Мать и я были принуждены постепенно распродать мебель и рассчитать слуг, и сегодня, как видите, я должен один ютиться в крохотной комнатушке. Но мне осталось всего два месяца.
– Что вы имеете в виду?
– Очень просто, через два месяца я достигну совершеннолетия. Первым делом я открою эту дверь, вторым избавлюсь от дома.
– Вы не задумывались, почему ваш отец не вернулся, когда положение со вложенными средствами выправилось?
– Полагаю, он уже был мёртв.
– Вы сказали, что он бежал за границу, будучи официально чист перед законом?
– Верно.
– Почему же он не взял с собой вашу мать?
– Не знаю.
– Для чего ему было скрывать свой адрес?
– Понятия не имею.
– Почему, наконец, он позволил любимой жене умереть и быть похоронённой без него? Почему он так и не вернулся?
– И этого я тоже не знаю.
– Мой дорогой сэр, – начал я, – позвольте говорить с вами с профессиональной откровенностью юриста. Должен сказать, что мне представляется совершенно неоспоримым следующее: отец ваш имел очень веские причины скрываться за границей, и если против него никаких доказательств найдено не было, он, вероятно, считал, что в будущем таковые могут обнаружиться, почему и не решался отдаться в руки правосудия. Мне этот вывод кажется очевидным, иначе как объяснить все имеющиеся в нашем распоряжении факты?
Мои логические рассуждения не очень понравились собеседнику.
– Вы не имели удовольствия знать моего отца, мистер Олдер, – сказал он ледяным тоном. – Хотя я был ещё мальчишкой, когда он покинул нас, для меня отец навсегда остался идеалом человека и джентльмена. Единственными его недостатками были обострённая чувствительность и бескорыстие. Одна только мысль, что кто-то по его вине потерял деньги, заставляла кровоточить его сердце. Честь свою отец ставил превыше всего, и любая теория, которая этого не учитывает, является ошибочной.
Мне понравилось, с каким жаром молодой человек защищает память отца, но факты всё же говорили о другом, да и трудно было ожидать от него непредвзятого отношения в сложившихся обстоятельствах.
– Я для вас человек посторонний и только высказал своё мнение, – сказал я. – А теперь я вынужден вас покинуть. Мне довольно далеко добираться домой, а время позднее. История ваша заинтересовала меня в высшей степени, и я буду рад, если вы позволите узнать продолжение.
– Оставьте мне вашу карточку, – сказал он.
Я так и сделал, пожелал ему доброй ночи и удалился.
Больше я ничего не слышал об этом деле и начал уже подозревать, что оно так и останется мимолётным эпизодом в моей жизни, подобно многим другим уйдя из поля зрения в небытие и оставив по себе лишь смутное ощущение надежды или разочарования. Но в один прекрасный день в мою контору на Эбчерч-лэйн принесли визитную карточку с именем мистера Дж. Г. Персивела, а вслед за карточкой клерк пригласил в кабинет и её владельца – невысокого худощавого мужчину лет пятидесяти с удивительно ясными глазами.
– Я полагаю, сэр, – начал он, – моё имя уже упоминалось в вашем присутствии моим юным другом Феликсом Стэннифордом?
– Да, конечно, я помню его, – поспешно ответил я.
– Насколько я могу судить, он сообщил вам определённые факты, касающиеся исчезновения моего прежнего хозяина, мистера Станислава Стэннифорда, а также существования некой запечатанной комнаты в его нынешней резиденции.
– Совершенно верно.
– Вы, кажется, выразили интерес к данному предмету?
– Да, меня это чрезвычайно заинтересовало.
– Вы осведомлены о том, что, согласно воле мистера Стэннифорда, мы имеем право открыть дверь в двадцать первый день рождения его сына?
– Я припоминаю.
– Сегодня этот день настал.
– Вы уже открыли комнату? – спросил я с живостью.