Туман был совершенно непроницаем: виднелись только неясные очертания домов. Гаксфорд шёл быстрыми шагами по боковым улицам и извилистым переулкам, мимо стен, где сушились сети рыбаков, и по замощённым булыжником аллеям, пропитанным запахом сельди, пока не достиг скромной улицы выбеленных известью коттеджей, выходящих к морю. Молодой человек постучал в дверь одного из них и затем, не дожидаясь ответа, отпер щеколду и вошёл в дом.
Старая женщина с серебристыми волосами и молодая девушка, едва достигшая двадцати лет, сидели у очага. Последняя вскочила Гаксфорду навстречу.
– Ты с приятными вестями, Джон? – воскликнула она, кладя руки ему на плечи и глядя в глаза. – Я сужу по твоей походке. Мистер Фэрберн всё-таки намерен продолжать дело?
– Нет, дорогая, – отвечал Джон Гаксфорд, приглаживая её роскошные тёмные волосы, – но мне предлагают место в Канаде с хорошим жалованьем, и если ты согласна, то сначала поеду я один, а вы с бабушкой приедете, когда я устроюсь. Что скажешь, моя милая?
– Что ты решишь, то и хорошо, Джон, – спокойно проговорила девушка. Выражение надежды и доверия светилось на её бледном некрасивом лице и в любящих тёмно-карих глазах. – Но бедная бабушка, как перенесёт она путешествие через океан?
– Обо мне не беспокойтесь, – беззаботно заверила их старуха. – Я не буду вам помехой. Если вам нужна бабушка, бабушка не слишком стара для путешествия; а если нет – так ведь она может присматривать за коттеджем и содержать родной дом в порядке, пока вы не вернётесь.
– Конечно, вы нам нужны, бабушка, – улыбаясь, отвечал Джон. – Оставить бабушку дома – что за выдумки! Никогда этого не будет, Мэри! Если вы обе приедете, мы как следует сыграем свадьбу в Монреале и обыщем весь город, пока не найдём дом, похожий на этот. Снаружи дома у нас будут такие же вьюнки; а когда мы закроем двери и сядем у огня зимним вечером, то пусть меня повесят, разве можно будет подумать, что мы не дома? Там тот же язык, что и здесь, Мэри, и тот же король, и тот же флаг. Мы не будем чувствовать себя на чужбине.
– Нет, конечно не будем, – согласилась Мэри.
Она была сиротой, и родных у неё, кроме старой бабушки, не было. Единственным её желанием было стать женой любимого человека и быть полезной ему. Там, где были те двое, кого она любила, она не могла чувствовать себя несчастной. Если Джон уезжает в Канаду, то Канада станет её родиной, что ей делать в Бриспорте, раз Джон уехал?
– Так, значит, сегодня вечером я напишу, что согласен? – спросил молодой человек. – Я знал, что вы обе думаете, как я, но, конечно, не мог согласиться, не переговорив с вами. В путь я могу отправиться через неделю или две, и через пару месяцев всё для вас там приготовлю.
– Как долго будет тянуться время, пока мы получим от тебя весточку, дорогой Джон, – сказала Мэри, пожимая Гаксфорду руку, – но на всё, однако, Божья воля! Нам надо набраться терпения. Вот перо и чернила. Садись и пиши письмо, которое перенесёт нас через океан.
Вот какое влияние мысли Дона Диэго имели на человеческую жизнь в маленькой девонширской деревне.
Итак, согласие было послано, и Джон Гаксфорд немедленно начал готовиться к отъезду, потому как монреальская фирма дала понять, что вакансия верная и что выбранный человек может явиться немедленно и приступать к отправлению своих обязанностей. Вскоре скромные сборы были завершены, и Джон отправился на каботажном судне в Ливерпуль, где ему предстояло пересесть на пассажирский пароход, идущий в Квебек.
– Помни, Джон, – прошептала Мэри, когда он в минуту расставания прижал её к груди, – коттедж на Бриспортской набережной принадлежит нам, и что бы ни случилось, мы всегда можем им воспользоваться. Если вдруг обстоятельства примут дурной оборот, у нас всегда есть кров, где мы можем отдохнуть. Там ты найдёшь меня, пока не напишешь, чтобы мы приезжали.
– А это будет очень скоро, моя милая! – весело ответил он, в последний раз обнимая её. – Прощайте, бабушка, прощайте!
Корабль отошёл от берега уже более чем на милю, когда Джон потерял из виду крошечные фигурки стройной девушки и её старой спутницы, стоявших на краю набережной из серого камня. С упавшим сердцем и смутным чувством надвигающейся опасности посмотрел он на них в последний раз – два светлых пятнышка, затерявшихся в толпе.
Из Ливерпуля старуха с внучкой получили первое письмо от Джона, извещавшее, что он только что отплыл на пароходе «Св. Лаврентий», а шесть недель спустя – второе, более длинное, сообщавшее о благополучном прибытии в Квебек и о впечатлении, которое на него произвела страна. Затем наступило долгое молчание. Неделя шла за неделей и месяц за месяцем, но никаких известий из-за моря больше не приходило.