Неутомимый, непоколебимый, точно любая из построенных им машин, он посвятил всю свою жизнь одной-единственной цели – приобретению всего, что имеется лучшего на земле. Он казался олицетворением энергии и упорства: массивная фигура, могучие плечи, квадратный череп, глубоко посаженные медлительные глаза.
Ни малейшая неудача публичного характера не омрачила его карьеру. И тем не менее жизнь его не была столь безоблачной, как казалось на первый взгляд. Он потерпел самую болезненную неудачу, какая может постичь мужчину: ему не удалось завоевать любовь своей жены. Она была дочерью хирурга и первой красавицей одного из городов севера.
Когда он её встретил, он уже был богат и влиятелен, что и заставило его пренебречь двадцатилетней разницей в возрасте между ними. Но с тех пор он далеко продвинулся. Грандиозное предприятие в Бразилии, превращение всей своей фирмы в акционерное общество, получение титула баронета – всё это произошло уже после свадьбы.
Он мог внушать своей жене страх, терроризировать её, возбуждать удивление своей энергией, уважение перед упорством, но не мог заставить её любить себя. И не то чтобы он не добивался этого. С неутомимым терпением, бывшим главной его силой в делах, он в течение нескольких лет пытался добиться её взаимности. Но именно те качества, которые были так полезны ему в общественной жизни, делали его невыносимым человеком в частной. Ему не хватало такта, он был напрочь лишён свойства вызывать симпатию. Подчас он оказывался вовсе грубым, прямолинейным и совсем не отличался тонкостью ни в поступках, ни в речах, которая ценится большей частью женщин куда выше всех материальных выгод.
Чек в сто фунтов стерлингов, переброшенный через стол за завтраком, в глазах женщины не стоит и пяти шиллингов, которые мужчина приобрёл тяжким трудом только ради неё.
Спартер сделал ошибку – он никогда не думал об этом. Постоянно погружённый мыслями в свои дела, вечно думая о доках, верфях, он не имел времени для сантиментов и возмещал их недостаток периодической щедростью в деньгах. Через пять лет он понял, что скорее ещё больше потерял, нежели выиграл в сердце своей дамы.
И вот ощущение разочарования разбудило в нём самые скверные стороны его души. Он почувствовал приближение опасности и убедился в ней, когда слуга-предатель передал ему письмо жены, из которого он узнал, что она, несмотря на свою холодность к нему, питает достаточно сильную страсть к другому.
С этого момента его дом, корабли, патенты не занимали более его мыслей, и он посвятил всю свою огромную энергию, чтобы погубить соперника, которого возненавидел всей душой.
В тот вечер за обедом он был холоден и молчалив. Жена его дивилась, что бы такое могло стрястись, произведя в нём подобную перемену.
За всё время, что они провели в салоне за кофе, он не произнёс ни слова. Она бросила на него два-три взгляда, которые были встречены в упор глубоко посаженными серыми глазами, глядевшими на неё с каким-то особенным, совершенно необычным выражением.
Её мысли были заняты посторонним предметом, но мало-помалу молчание мужа и упорное каменное выражение его лица обратили на себя её внимание.
– Не могу ли я помочь вам, Уильям? Что случилось? – спросила она. – Надеюсь, никаких неприятностей?
Спартер не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, глядя на красавицу-жену. Она побледнела, предчувствуя неминуемую катастрофу.
– Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, Уильям?
– Да, написать одно письмо.
– Какое письмо?
– Сейчас скажу.
Комната снова погрузилась в мёртвую тишину. Затем раздались тихие шаги метрдотеля Питерсона и звук его ключа, повернувшегося в замочной скважине: он, по обыкновению, запирал все двери. Сэр Уильям минуту прислушивался. Затем встал.
– Пройдёмте в мой кабинет, – сказал он.
В кабинете было темно, и он нажал кнопку стоявшей на письменном столе электрической лампы под зелёным абажуром.
– Сядьте сюда к столу.
Он закрыл дверь и сел рядом.
– Я хотел сказать вам, Джеки, что мне всё известно относительно Ламберта.
Она раскрыла рот, вздрогнула, отодвинулась от него и протянула руки, точно ожидая удара.
– Да, я знаю всё, – повторил он.
Тон его был совершенно спокоен. В нём звучала такая уверенность, что у неё не достало сил отрицать справедливость его слов. Она не ответила и сидела молча, не сводя глаз с массивной фигуры мужа.
На камине громко тикали большие часы; в доме царила мёртвая тишина. Прежде леди Спартер не обращала внимания на тиканье; теперь же звуки эти казались ей однообразными ударами молота, вколачивавшего гвозди ей в голову.
Спартер встал и положил перед ней чистый лист бумаги. Затем вынул из кармана исписанный лист и разложил его на углу стола.
– Это черновик того письма, которое я попрошу вас написать, – сказал он. – Если угодно, я прочитаю его вам: