Хозяин Черного Замка и другие истории

Но скоро наступившая тишина сделалась для него ещё невыносимее криков: у него не было теперь ключа к тому, что происходило наверху, и в голову приходили самые страшные предположения. Он встал и, выйдя опять на площадку лестницы, начал прислушиваться. До него донёсся звук, который раздаётся, когда два металлических инструмента стукнутся друг о друга, и сдержанный шёпот докторов. Затем миссис Пейтон что-то сказала не то испуганным, не то жалобным голосом, и доктора опять о чём-то зашептались. Минут двадцать стоял он, прислонившись к стене, прислушиваясь к раздававшимся время от времени голосам докторов, но не будучи в состоянии разобрать ни единого слова. Затем слабый, писклявый голос ребёнка нарушил царившую тишину, миссис Пейтон восторженно взвизгнула, а Джонсон опрометью вбежал назад в комнату и, бросившись на софу, принялся в энтузиазме барабанить по ней ногами.

Но судьба часто играет с нами, как кошка с мышью. Проходила минута за минутой, а сверху не доносилось ни единого звука, кроме жалобных пискливых криков ребёнка. Безумная радость Джонсона сразу исчезла, и он, затаив дыхание, опять стал прислушиваться. Он слышал медленные движения докторов и их сдержанные голоса. Однако время шло, а голоса жены до сих пор не было слышно. За эту полную тревоги ночь нервы его сдали, и он в каком-то отупении сидел теперь на софе и обречённо ждал. Когда доктора вошли в комнату, он всё ещё сидел там, представляя собой довольно-таки жалкую фигуру с запачканным лицом и растрёпанными волосами. Увидев докторов, он встал и опёрся рукой о каминную доску.

– Умерла? – выдавил он из себя.

– Да нет же, всё кончилось как нельзя лучше, – ответил доктор.

Услыхав такой ответ, этот бесцветный, весь ушедший в рутину человек, до нынешней ночи даже не подозревавший в себе способности столько волноваться и страдать, почувствовал такую безумную радость, какой никогда не испытывал прежде. Он готов был броситься на колени, чтобы возблагодарить Творца, и только присутствие докторов удерживало его от этого.

– Можно мне пойти наверх?

– Подождите ещё несколько минут.

– Уверяю вас, доктор, я очень… очень… – несвязно забормотал он. – Вот ваши три гинеи, доктор Притчард, хотел бы, чтобы это были не три, а триста гиней.

– И я не меньше вашего желал бы этого, – ответил доктор Притчард, и они оба засмеялись, пожимая друг другу руки.

Джонсон выпустил их на улицу и, стоя за дверью, с минуту прислушивался к разговору, который они вели, задержавшись у подъезда.

– А ведь дело уже было приняло скверный оборот.

– Да, хорошо ещё, что вы не отказались помочь мне.

– О, я всегда к вашим услугам. Не зайдёте ли ко мне выпить чашку кофе?

– Нет, благодарю вас. Мне предстоит ехать ещё в одно место.

И они разошлись в разные стороны. Джонсон отошёл от двери, всё ещё полный безумной радости. Он чувствовал себя как бы родившимся заново. Ему казалось, что для него начинается новая жизнь, что он стал более серьёзным и сильным человеком. Может быть, эти страдания, перенесённые им, не останутся бесплодными и окажутся истинным благословением и для него, и для его жены. Двенадцать часов назад сама эта мысль не могла бы прийти ему в голову.

– Можно мне подняться наверх? – крикнул он и затем, не дожидаясь ответа, бросился бежать вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.

Миссис Пейтон стояла перед ванной с каким-то свёртком в руках. Из-под складок коричневой шали выглядывало смешное маленькое, свёрнутое в комочек красное личико с влажными раскрытыми губами и веками, дрожавшими, как ноздри у кролика. Голова не держалась на слабой шейке маленького создания и беспомощно лежала на плече.

– Поцелуйте его, Роберт! – сказала бабушка. – Поцелуйте своего сына!

Но он почти с ненавистью взглянул на это маленькое красное создание с безостановочно мигающими ресницами. Он не мог ещё забыть того, что из-за него они пережили эту ужасную ночь. Затем глаза его встретились с глазами жены, лежавшей на кровати, и он бросился к ней, охваченный таким сильным порывом жалости и любви, для выражения которых у него не хватило бы слов.

– Слава богу, наконец всё позади! Люси, дорогая, это было ужасно! – сказал он.

– Но я так счастлива теперь. Никогда в жизни я не была так счастлива, – ответила она, и её взгляд упал на коричневый свёрток.

– Тебе нельзя разговаривать, – сказала миссис Пейтон.

– Хорошо, но не оставляй меня одну, Роберт, – прошептала больная.

Джонсон молча сидел у кровати жены, взяв её за руку. Свет лампы потускнел, и сквозь опущенные шторы в комнату уже начал прокрадываться бледный свет нарождающегося дня. Ночь была длинная и тёмная, и тем ярче и радостнее казался этот первый утренний свет. Лондон пробуждался, и уличная жизнь вступала в свои права. На смену покинувшим этот мир явились новые жизни, а громадная машина продолжала по-прежнему выполнять свою мрачную и трагическую работу.

1894 г.

«Весёлая Салли»