Барокамера погрузилась в таинственный полусумрак. Только матово светился кусочек океана за экраном.
– Что такое? – раздались недовольные голоса. – Где комендант? Безобразие!
Я выждал некоторое время и сказал:
– Кто-то свет выключил. Какой-то хулиган, наверное. – И я щелкнул выключателем.
Но Лешка в барокамере не появился. И калькулятор был на месте – прижатый крышкой к закраине люка.
Аспиранта мне не жалко – не велика у него потеря. А вот у меня потеря куда как серьезнее. Даже сердце защемило.
И тогда я решился на серьезный шаг. Громко сказал для всех:
– Слазить, что ли, в батисферу? Давненько я там не бывал.
Я подумал, что этим отвлеку у всех внимание. Кто заметит, что залез в батисферу один, а вылезли из нее двое?
Я поднялся по трапу и откинул тяжеленную крышку. Калькулятор при этом почему-то упал. Внутрь батисферы. Я заглянул туда с замершим сердцем. Картина мне открылась еще та! Наш неутомимый сыщик, юный конфетолог, уютно свернувшись на банкетке, беззаботно и беззастенчиво спал!
– Это я притворялся, – зевая, объяснил мне Алешка. – Чтобы меня не заподозрили.
Мы выбрались на волю вместе с калькулятором. Никто в самом деле не обратил на нас внимания. Я отдал калькулятор аспиранту.
– Спасибо! – Он сильно обрадовался. – Где вы его нашли?
– Вы его зачем-то в батисфере спрятали, – правдиво объяснил я. – По рассеянности, наверное.
Аспирант повертел калькулятор в руках, поскреб пятерней макушку и… ничего не сказал.
Когда мы вышли в коридор, Алешка признался:
– Дим, я почему-то заснул на самом интересном месте. Пришел Глотов, уселся за манипулятор и…
– И что?
– И я заснул. – Оправдался: – Он очень долго не шел. Мне стало скучно.
– Ясно. Но ведь что-то он там делал.
– Ну, опыты какие-нибудь…
– Тайком?
Алешка потупился. И сказал:
– Придется повторить.
Ага, придется. Если представится еще раз такой случай.
– Ладно, – сказал Алешка, – пойду работать.
Он снова раскрыл свою тетрадь и еще раз зарисовал жемчужину. А пока рисовал, шептал мне в ухо:
– Дим, у него в диссертации те же самые фотографии.
– Папы и мамы?
– Да ладно тебе. Ты, что ль, никогда не засыпал? На уроках. Помнишь, родителей из-за этого в школу вызывали? А эти фотографии, Дим, те же точь-в-точь, которые нам Вадик показывал. Которые он сам на дне океана снимал.
– Ну и что?
– Да он жулик, Дим. Он чужие контрольные списывает! То есть я хотел сказать, что он ворует всякие открытия. И себе их присваивает.
Это правда, я вспомнил брошюрки на его заветной полке. Сначала – под редакцией, потом в соавторстве, а потом уже он один автор научного труда. Хапуга какой-то. Длиннорукий. Манипулятор!
– Он что-то замышляет, Дим, – шептал Алешка. – Та-акую пакость. Не зря он папку велел скрасть.
Что ж, похоже на правду. Вадик свои открытия по ускоренному выращиванию жемчуга еще нигде не публиковал. Выскочит с синей папкой этот Глотов и скажет: «А это я изобрел!» Жуть!
Но в действительности все оказалось, как показало время, еще хуже. Еще коварнее. И мы с Алешкой были буквально в двух шагах от разгадки его пакостных планов. Но совершенно об этом не догадывались.
Алешка закончил свой второй эскиз и стал его сравнивать с первым.
– Дим, тебе какой больше нравится? Этот или этот?
И мы оба как-то приглушенно ахнули. Одновременно.
– Ни фига! – сказал Алешка.
– Неслабо! – сказал я.
Даже одного взгляда на рисунки было достаточно, чтобы заметить: Розовый Принц изменил свое место жительства. Не сильно, но все-таки сдвинулся в сторону.
– Дим, эти жемчужницы, они что, ползают, что ли? У них, что ли, ноги есть? Или лучи? Как у Астры?
– Нет у них ног, – твердо ответил я. – Вадик говорил, что они всю жизнь сидят на одном месте. Ведут сидячий образ жизни.
Как Павлик на нашей кухне.
– Все ясно, – сказал Алешка упавшим голосом. – Я самое главное проспал. Это Глотов сдвинул Розового Принца.
– А зачем?
– Он что-то с ним сделал. Может, он хотел его украсть? И продать где-нибудь в Германии, какому-нибудь монарху. Или Моцарту.
– Надо Вадику сказать.
– Бесполезно, – вздохнул Алешка. – Глотов отвертится. Скажет, что это тетя Лида в своем купальнике пузыри пускала и сдвинула раковину. Дать бы ему по башке как следует.
– Вадику?
– И ему тоже! Не следит за своими вещами! Развел всякие жемчуга…
А время между тем близилось к шести.
Когда мы вышли на улицу, вдруг повалил снег. Громадными хлопьями. Они красиво роились вокруг фонарей и мягко ложились на что попало. И на нас в том числе.
Мы потерянно стояли возле левого якоря. Что мы могли сделать? Машины у нас нет. Своего водителя тоже. Сейчас выйдет из института проф. Ю.Н. Глотов, сядет в машину своего сообщника и поедет с ним в банк, где совершит грязную сделку. А мы – не то что помешать, мы и посмотреть на это дело не сможем.
– Дим, скажи, – Алешка потопал ногами и подул на пальцы, – скажи, якорь в снегу, правда странно? Все равно что льдина в пустыне.
Я не успел ответить.
– Привет, снеговики!
Мы обернулись. Это была тетя Лида. Не в черном купальнике и не в белом халате, а в короткой дубленке и в залихватской кепчонке с козырьком. Она вскинула к глазам фотоаппарат и щелкнула нас.
– А что домой не едете?