Хозяин дракона

Меша, так звали десятника, настолько захотел Улыбу, что не позволил увезти ее домой. Их обвенчали в маленькой посадской церкви, а свадьбы, считай, и вовсе не было: сидели за столом отец с братьями, да Меша позвал нескольких товарищей. Товарищи поднимали кубки за красоту невесты, отец с братьями – за прибыток в доме. В первую же ночь Меша побил жену. Стегая плетью, требовал рассказать, как утратила девичью честь. Улыба, испугавшись, призналась во всем.

– Бакула порога моего не переступит! – пообещал муж и слово сдержал.

Улыбу Меша более не бил, но и не берег – заставлял работать, как смердку. Богатство позволяло десятнику держать служанку, он обещал нанять ее до свадьбы, но после первой ночи передумал. Улыба догадывалась, что, случись у них по-другому, Меша холил бы ее и лелеял, как некогда Софрон. Она надеялась, что со временем муж оттает, станет поласковей. Вот только надо родить ему сына или дочь… Но дети за два года у них не завелись, а тут случилась война с Великим….

Бакула прознал про смерть зятя в один из своих приездов и сразу побежал к Улыбе. Вместе с сыновьями. Улыба приняла родичей достойно. Гойка – овдовев, Улыба первым делом наняла служанку – накрыла щедрый стол. Были здесь и колбасы, и копченые языки, и жирный медвежий окорок, свежий пшеничный хлеб и вдоволь меда. Дома Бакула и его сыновья мед не пили, из бережливости пробавляясь брагой. Сейчас питье было дармовое, и мужчины быстро захмелели.

– Нельзя бабе одной! – сказал Бакула, ставя пустой кубок на стол. – Всяк обидеть может. Гуня, – бортник указал на старшего сына, – переберется сюда с женою своею. Служанку выгонишь – нечего попусту серебро тратить! Будем сюда мед возить и здесь питье варить.

– Нет! – коротко ответила Улыба.

Бакула изумленно поднял брови:

– Перечишь отцу? Ты?

– Перечу! – согласилась Улыба. – Могу. Это все мое, – обвела она рукой, – и я здесь хозяйка. Жить буду, как захочу. Ни Гуни, ни кого другого здесь не будет!

– Да я тебя!.. – взревел Бакула, поднимаясь с лавки. – Не почитать отца?..

Но Улыба не испугалась.

– Побьешь – нажалуюсь князю: обидел вдову дружинника. Разложат на торгу и всыплют батогами. И на сам торг более не пустят.

– Блядь! – выругался отец. – Белгородская. Навострилась тут!

– Кто меня блядью сделал?! – подскочила к нему Улыба. – Кто меня старику похотливому за серебро продал? А? Это по-божески? Я вас честью приняла, накормила, напоила, а они меня блядью ругают, добро мое взялись делить! Подите вон!

Ворча, Бакула взялся за шапку. Братья, не поблагодарив за хлеб-соль, тоже ушли. Несколько месяцев спустя бортник привез в Белгород жену, та, плача, долго уговаривала дочку послушать отца. Улыба щедро одарила мать, но жить по воле родичей отказалась. Более они не приезжали.

Овдовев, Улыба занялась варкой меда. Она рассчитывала разбогатеть – не получилось. Мед у нее был добрый, но брали его плохо. Вареные меда стоят дешево, до войны их охотно пили княжьи дружинники, но многие сгинули прошлым летом. Дружинники сидели на земле, за которую служили князю, и жили богато. Теперь земли дружинников остались вдовам, новые, набранные из других городов и весей, служили за серебро, как живший в городе Меша. Для таких одна ногата за корчагу казалась непомерной ценой. Новые дружинники пробавлялись брагой. Ее хватало в каждом доме: из яблок, ягод, ржаная, пшеничная… Брагу делали даже из репы. За ногату брагу наливали целый месяц – пей сколько влезет! На жизнь Улыбе хватало, но жизнь эта была безрадостной.

К ней сватались. Молодая, красивая вдова, к тому же небедная, привлекала взоры. Однако женихов манило богатство, а его хозяйка, Улыба, это видела и сватов выпроваживала. С Некрасом вышло иначе. В первый же вечер он высыпал на стол горсть монет – на корм! – и Улыба ахнула, не в силах отвести взор от серебра. Ее прибыток за полгода! С того вечера она ублажала сотника как могла. Сытно кормила, сладко поила, жарко обнимала… К тому же покойный Меша был десятником, а Некрас – сотник, боярский чин! Милый друг и вел себя как боярин: не спрашивал о прибытках, зато щедро одаривал. Соседки на торгу шептали Улыбе, что пришелец летает на змее, что он, наверное, чародей, гляди – и ее заворожит! Улыба только смеялась. В бане она хорошо разглядела этого чародея. Никаких тайных знаков на теле, зато есть шрамы – разве чародей допустит, чтоб его кололи да резали? У покойного Меши шрамов и то было менее. Змей Улыбу не пугал – мало какая живность есть на белом свете! Покойному Меше из княжьей казны давали гривну в год, Улыба решила, что сотнику платят три или даже пять – пропасть серебра! С такими деньгами можно забыть о меде и жить припеваючи – хватит на все!