Хозяин Древа сего

Они встретились в обстановке, далекой от всяческой потусторонней романтики. После Пурвавидехи его заносило все дальше по ветвяным хронологиям. Он жаждал увидеть чудеса верхней части Ствола — и увидел их. Однако через какое-то время граничащая с магией техника, могущественные межпланетные государства, встречи с иными цивилизациями, невиданные ранее культурные изыски и почти абсолютное могущество перестали занимать его. Все-таки, он был сыном середины, устойчивого патриархального общества, жизнь в котором была предсказуема и порядок действий понятен. А Предкронье… Все межпланетные контакты заканчивались войнами, а войны заканчивались к выгоде актуальных элит. Изощренная техника расслабляла Кратких до полного маразма, а культурные новшества, при своей броской наружности, на поверку оказывались давно протухшей пошлостью, которую он наблюдал не раз и во множестве мест — от хижины неолитических охотников до дворцов галактических олигархов. Он устал быть технобогом, и даже стыдился вакханалии, которой предавался в странных верхних Ветвях. Разочарование угнетало его — он чувствовал, что терпт поражение в своем поиске за божественностью.

Потому в своих странствиях спускался все ниже по Стволу, в поисках тихого спокойного места, где он мог бы задержаться и поразмышлять над своей дальнейшей судьбой в Древе сем. И вот, найдя тусклую, но крепкую Ветвь, решил, что это именно то, что ему сейчас нужно. Зацепился за неказистый социум какого-то переходного времени, саркастически играя роль средней тяжести бизнесмена в полукриминальном обществе. Возможно, даже признал это иной гранью аскезы, вносящей разнообразие после изощренной азиатчины и безумств Предкронья. Его звали там Гарий, Гарий Петрович, и он нанял себе секретаршу по имени Майя. Нанял и нанял, и пытался соблазнить, как сначала думал, от скуки. К его удивлению, не получилось. А когда понял, что эта статная, стройноногая, с копной волнистых волос, да еще и девственная заняла в его жизни несоразмерно большое место, было поздно.

До сих пор он не знал, что Изначальные обладали серьезным преимуществом перед прочими членами Ордена: когда нужно, могли скрыть свою продленность от собратьев. Правда, маскарад скоро рушился, и однажды, узрев ее спускающуюся по крутой лестнице железнодорожного виадука, окруженную роем серебристых снежинок, понял, что его провели.

Хотя это уже не имело значения — безоглядно бросился в безумный водоворот, эпицентром которого было ее чистое бесстрастное лицо. Дева же была, по видимости, холодна и неприступна. Множества раз довелось ему слышать беспощадно звенящий смех, представать в образе неуклюжего животного, быть отвергнутым. Но тут же он бывал молчаливо поощряем — столь конспиративно, что потом никак не мог вычленить конкретные знаки ее сокровенной благосклонности. Затем вновь наступал кризис, и он упирался беззащитным носом в колючую стену. Никак не мог понять: доставляет ли ей игра истинное удовольствие, или просто раздражает, временами подозревая, что она сама того не знала.

Самому же ему этот мучительный гендерный спектакль дарил горьковатое наслаждение. Творился он на двух уровнях: тысячи безумств Гария Петровича, безнадежно домогающегося недоступной девицы, дублировал ищущий любви дивы Продленный. Розы, оптом закупаемые Гарием на средства фирмы, на ином уровне оборачивались миллионами белых ландышей, падавших на нее с облаков всю дорогу до дома. Пафосный джип, на котором шеф подвозил секретаршу, в единый миг представал золотой каретой, запряженной крылатыми драконами с изумрудной чешуей и рубиновыми глазами. А бриллиантовое колье было на самом деле создано из сверкающих минеральных организмов с планеты, лежащей в тысячах световых лет.

Разумеется, он пытался собрать о ней информацию, но преуспел мало. Девственная охотница, дочь верховного и сестра солнечного бога, она же олицетворение Луны, покровительница женского целомудрия, и при этом, как ни странно, деторождения — все это были лишь смутные проекции на Ствол деяний Продленных из Ветвей. Да, она звалась и Дианой, и Артемидой, но пытаться получить о ней достоверные сведения из мифов было бы опрометчиво.

Он точно знал, что не первый, кто лишается разума от любви к ней, а те самые мифы могли дать ему представление, что случалось с его предшественниками. И что девственность ее была магическим атрибутом, который она не могла потерять, не подвергнув себя опасности, тоже не стало для него открытием. Но он шел напролом, забыв все и вся. Он ведь не боялся ее — и не только ее, но и вообще ничего в Древе. А как же: после того, что ему довелось увидеть в стволовой юности, бояться просто глупо.