Аполлон и Софи ждали на безжалостном солнцепеке, пока дверь в дом баптистского пастора бенсонского прихода отопрут изнутри. Ключ без толку ворочался в проржавевшем замке. Наконец перед посетителями предстала молодая женщина, высокая и худая, с так сильно зачесанными назад паклевидными волосами, что ее брови изогнулись, придавая лицу выражение непреходящего изумления. Одной рукой она прижимала к себе надрывающегося младенца, другой не пропускала в дверь целый выводок молодняка с головками цвета пакли, норовивший проскочить мимо ее мятых юбок. Вид фалконхерстской коляски с кучером и лакеями на запятках произвел на нее столь сильное впечатление, что она сумела лишь невнятно пролепетать:
— Входите…
Посетители оказались в темном, затхлом помещении, где пахло пылью, овощами и малыми детьми. Женщина исчезла за дверью, на мгновение продемонстрировав кухню с грудами немытой посуды.
Молодожены опустились на просиженный диван с торчащим наружу колким конским волосом, прислушиваясь к шепоту и беготне за дверью. Отшлепанный ребенок задумчиво завыл, хлопнула дверь, и на несколько минут воцарилась тишина. Они постепенно привыкли к полутьме, и их глазам предстал стол с мраморной крышкой, на котором красовалась толстая Библия с золотым обрезом. Со стены на посетителей неодобрительно взирал святой с суровым выражением лица.
Наконец дверь распахнулась, и жених с невестой увидели преподобного Сайласа Хаззарда, тщедушного моложавого человечка с поникшими плечами, чья густая рыжая борода и многочисленное потомство свидетельствовали о более значительной мужской силе, чем об этом можно было судить по его невзрачной внешности. Штаны из мешковины отчасти скрывал длинный черный сюртук, но вызывало сомнения, имеется ли под ним рубаха, поскольку грудь закрывала борода. Зеленые глазки преподобного по-кошачьи горели в потемках, выдавая предвкушение предстоящей просьбы хозяйки Фалконхерста. Аполлона он совершенно игнорировал как слишком видного мужчину, в сравнении с которым сам преподобный выглядел слишком невзрачным, и обращался исключительно к Софи.
— Да пребудет на вас благодать всемогущего Господа нашего и сына Его Иисуса Христа, миссис Чарнвуд! Ваш визит для меня — большая честь. Любой бедный пилигрим, алчущий Господа, должен знать, что здесь его ждут благодать и прощение грехов. Добро пожаловать, во имя Творца.
— Благодарю вас, мистер Хаззард. — Отвечать взялся Аполлон, хотя приветствие было обращено явно не к нему. — Мы явились, чтобы просить вас о церемонии.
— Вы хотите принять крещение? — Хаззард едва не подпрыгивал от воодушевления. — Вы почувствовали, как вездесущий Иисус входит в ваши сердца? Да благословит вас Бог! Прекрасный Иисус неустанно ищет покорных агнцев, дабы ввести их в царствие свое.
Аполлон ответил, что цель их визита состоит не в принятии крещения. Преподобный опечалился. Такая богатая прихожанка, как Софи, поспособствовала бы разнообразию его рациона, в котором преобладало свиное сало и брюква. Он со вздохом опустился в кресло, не в силах скрыть разочарование.
— Мы хотим пожениться, — объяснила Софи, указывая на перья шляпы, лежащей у нее на коленях. — Обвенчайте нас! Вот это — мой суженый, виконт де Ноай из Франции.
Преподобный Хаззард воинственно уставился на Аполлона, словно ему представили самого Вельзевула.
— Так вы — папист, приверженец продажного Рима?
Аполлон стал бойко врать. На самом деле он не имел ни малейшего представления о своем вероисповедании. Родившись в рабстве, он не был окрещен, хотя потом хаживал с матерью к мессе. Во время учебы на Севере посещение конгрегационалистской церкви было обязательным, однако он проводил там положенные полчаса, не обращая внимания на извергаемые учителем бессмысленные словеса. В Гарварде он несколько раз наведывался в унитарианскую церковь, однако с вполне мирской целью — проводить после службы домой некую особу. Ему было совершенно все равно, кем назваться.
— Принимали ли вы крещение? — спросил Хаззард, обводя взглядом посетителей. Те дружно помотали головами.