Хозяин Фалконхерста

Время позаботиться об английских фунтах и впрямь приближалось: ему все больше хотелось до них дотронуться, чтобы почерпнуть сил. Препятствия, существовавшие на этом пути, не казались ему непреодолимыми. Сопротивление Софи он сумеет сломить. Он знал, что для этого требуется.

Дело было во вторник, но он решил преподнести ей сюрприз. Сюрприз ждал ее уже за завтраком, на который она явилась в костюме из зеленого бархата, предназначенном для прогулок верхом.

— Едешь кататься, дорогая? — спросил Аполлон, прибегнув к своему непобедимому обаянию и повергнув бедняжку Софи в трепет.

— Мне необходимо выбраться из дому, Аполлон. Я не могу сидеть сиднем.

— Как и я, дорогая. Сегодня я превосходно себя чувствую, я силен, полон жизни. Съезжу-ка я сегодня с тобой. Я только этим утром сообразил, что еще ни разу не целовал свою милую женушку на солнышке. Отправь-ка Занзибара восвояси, подожди, пока я переоденусь, и мы поскачем вдвоем. Ведь у нас пока не было lune de miel — медового месяца, по-вашему. Давай устроим его сегодня!

Софи загорелась энтузиазмом. Сразу после завтрака супруги выехали на прогулку вдвоем. Она показала ему дорогу мимо полей в уединенный уголок, облюбованный для забав с Занзибаром. Там они спешились и сели под сосной, на мягкий покров из опавших иголок. Место было милое, безмятежное; для Софи оно было связано с бурными воспоминаниями, но никогда не казалось таким райским, как сейчас. Аполлон растянулся на земле и предложил ей последовать его примеру, устроив ее голову на своей согнутой руке. Его пальцы сперва легонько поглаживали ей шею, потом взялись за пуговицы корсажа.

— Какая мы счастливая пара, верно, Аполлон? — пролепетала она, желая, чтобы он подтвердил, что ее счастье не лишено оснований.

— Эти дни — счастливейшие в моей жизни, Софи. — Он так поднаторел в искусстве лжи, что самый бесстыдный обман казался в его устах истиной. — Я счастлив с тобой в Фалконхерсте. Надеюсь, что ты будешь так же счастлива со мной во Франции.

Она в тревоге приподняла голову, но ее беспокойство тут же улеглось: ведь он сказал «со мной». Значит, он не собирается уезжать один. Она поерзала, высвобождая из расстегнутого корсажа обнаженную грудь.

— Мы поедем во Францию? — Радость, вызванная этой новостью, и экстаз, в который приводили ее его умелые пальцы, были невыносимы. Она стала осыпать его руки безумными поцелуями.

— Разумеется, дорогая! Там и начнется настоящий медовый месяц! — Его пальцы продолжили изыскания. — Франция — мой дом, а теперь, когда ты стала моей женой, она будет и твоим домом. Мы поедем во Францию, но сначала нам придется побывать в Англии. А это значит, милая Софи, что нам необходимо кое-что обсудить. Когда же это сделать, если не сейчас, когда мы блаженствуем одни? Мне неприятно говорить о презренном металле, но… — Он поцеловал ее, опрокинув наземь, действуя со знанием дела и прислушиваясь к стонам, свидетельствующим о ее неуемном желании. Он не откроет ей, что за трудности имеет в виду, пока не убедится, что она занята только им и не собирается придираться к его словам. Медленно, подолгу возясь с каждой пуговкой, он до конца расстегнул ее корсаж, после чего, завладев ее рукой, вложил в нее доказательство собственного пыла и серьезности своих намерений доставить ей небывалое удовольствие.

— Итак, дорогая моя Софи, — продолжил он, — главная из наших трудностей — это деньги. Давай покончим с ней, чтобы эта ничтожная тучка не заслоняла небосвод нашего счастья.

— Деньги у нас есть, Аполлон. Видимо-невидимо денег! Не надо сейчас о деньгах.

— Весь ужас как раз в том, Софи, дорогая, что денег у нас в обрез. Да, у нас с тобой целые вороха денег Конфедерации, но они нам не помогут. Если мы захотим погрузиться в Мобиле на судно, которое, невзирая на блокаду, доставит нас в Гавану или на Ямайку, то платить за это придется золотом. Ни один капитан, если он в своем уме, не примет оплату в бумажках Конфедерации, а кроме них, у нас с тобой денег нет. Итак, главная трудность, которую нам надо устранить, — это где раздобыть золота для путешествия. В Лондоне мы воспользуемся твоим счетом, во Франции у меня нет проблем с деньгами, но сейчас, дорогая, мы настоящие бедняки с горой ненужных бумажек.

Софи имела достаточное представление о падающей цене денег Конфедерации, чтобы признать, что в его словах есть резон. Деньги Конфедерации обесценились, но золото по-прежнему отпирало все замки. Главное — чтобы оно было.

— Вот я и думаю, дорогая Софи, — проговорил Аполлон, расстегивая на себе одежду, чтобы облегчить задачу ее горячим пальцам, — что твои многочисленные драгоценности — твои собственные и мачехины, вернее, их часть — можно было бы превратить в золото и таким образом оплатить плавание в Европу, где мы забудем, что такое нужда.

— Я не могу продать свои побрякушки, Аполлон. Они еще пригодятся мне во Франции.

— Но, Софи, там тебя дожидаются драгоценности моей матушки, которые перейдут к тебе! Скажем, бриллиантовая диадема…

— Что это такое? — Жадные пальцы замерли при одном упоминании о бриллиантах.