Хозяин Фалконхерста

— Там, в лавке, — ответила Белла-Анни, избранница Брута. — Притащились новые бродяги-негры, и он подыскивает им ночлег.

— И щупает мулаточку, что пришла с ними! — смеясь, подхватила другая женщина.

— Не нужны Бруту мулатки! — возмутилась Белла-Анни. — Пусть только попробует, я ему башку разобью! Зачем болтаешь, Белль? Брут никогда не замечал других женщин, ему подавай одну меня. Не то что Драмжеру: этот, что ни ночь, крадется в Новый поселок. — Она забыла про свой гнев и прыснула.

— Сегодня у меня не то на уме, Белла-Анни. А вообще-то, если кому-нибудь из вас, леди, — он впервые произнес такое слово, изрядно польстив кумушкам, — захочется принять меня, когда я покончу с делами, то я не стану возражать. Одна беда, после меня вы не захотите глядеть на собственного мужчину.

— Снова ты за свое, Драмжер! Важничаешь, потому что обрюхатил миссис Софи. Что, захотел белого щенка?

— А что, и захотел. И получу! Только это будет не щенок, а ребенок.

И Драмжер поскакал дальше, сопровождаемый улюлюканьем. Он знал, что популярен в Новом поселке, где к нему с почтением относились все мужчины, кроме разве что Брута, и где любая женщина была готова посмеяться и пошутить с ним за компанию, надеясь стать его следующей жертвой. Молва о его удали только укрепляла его репутацию.

Он в хорошем настроении подъехал к «лавке» и обнаружил у двери кучку мужчин. Они расступились перед ним, подобострастно приветствуя. Войдя, он обнаружил за щербатым столом Брута, Большого Ренди и парня по имени Лот. Вокруг сидели — кто прямо на замусоренном полу, кто на старых мешках — человек десять. Внимание Драмжера первым делом привлекла светлокожая девица, стоявшая рядом с седым негром средних лет. Все остальные были старше ее, и их усталый вид только подчеркивал ее свежесть.

— Привет, Драмжер! — сказал Брут и жестом приказал Лоту уступить место гостю, что тот охотно сделал. — Ты явился кстати. Эти бродяги пришли к нам уже в сумерках. Им негде ночевать и нечего есть. Вот мы и размышляем, как им помочь. Они жили севернее, под Демополисом. Господский дом и все хижины у них на плантации спалили солдаты-северяне. Там не осталось ни души, даже хозяйка сбежала. Не осесть ли им здесь? Народ приличный, не в пример другим бродягам.

— Пускай остаются, — сказал Драмжер, одобрительно разглядывая светлокожую девицу. — Только растолкуй им, Брут, что, если они останутся, им придется выстроить себе хижины. У нас никто не бездельничает.

— Мы как раз хотим работать, — отозвался седовласый, бывший у новичков за главного. — Только у нас ничего нет: и строиться не из чего, и голод утолить нечем. Зато в воскресенье я прочту вам проповедь. Я методистский проповедник.

— У нас у самих всего в обрез, но за проповедь спасибо. Проповедника у нас нет. Зато есть деревья, топоры, есть мужчины, знакомые с плотницким делом. Вам помогут. А вы помогите нам. — Драмжер опустился на табурет и обратился к Бруту: — Можно расселить их по хижинам, пока не построятся. — Драмжер ткнул пальцем в девушку, которая во время разговора не сводила с него глаз. — Ты кто?

— Это Памела, — ответил за нее проповедник. — Моя родня. Она — дочь моей женщины, но я ей не отец. Ее отец — масса Снодграсс, он сожительствовал с моей женщиной до войны. Она прислуживала миссис Миранде в Большом доме, пока его не уничтожил пожар.

Драмжер все приглядывался к новенькой. Что-то в ее облике напоминало ему Кэнди. Именно благодаря ее красоте он согласился принять беженцев. Обычно он не больно привечал бродяг — чаще всего это были негры, воспользовавшиеся свалившейся на них свободой, чтобы разнюхать, что находится за поворотом, за пределами их плантации. На сей раз приблудные (семеро мужчин и четыре женщины — он успел их пересчитать) казались приличными, деятельными людьми, в опрятной одежде, с хорошими манерами. От таких, тем более от девчонки по имени Пам, не следовало отворачиваться. Драмжер решил, что девчонкой стоит заняться. Впрочем, сейчас было уже поздно, чтобы приступать к соблазнению. Новенькая слишком утомилась, а у него было совсем другое на уме.

Мужчины Нового поселка добровольно разобрали новичков. Драмжер остался доволен тем, что девушка и седовласый проповедник достались Сэмпсону: женщина Сэмпсона была так ревнива, что бедняга и глаз не мог поднять на другую; в таком доме Памела будет в безопасности. Вскоре новички удалились вместе с хозяевами, и Драмжер остался наедине с Брутом и Большим Ренди. Брут собрался было задуть лампу и отправиться домой, но Драмжер задержал его.

— Я прискакал, чтобы поговорить с тобой, Брут. Ты тоже не уходи, Ренди.

Брут оставил в лампе малюсенький огонек и сел. Они вместе с Драмжером съели не один пуд соли в Большом доме. Их не связывала дружба, существовавшая у Брута с отцом Драмжера, но они уважали друг друга.

— Что тебе понадобилось, Драмжер?

— Мы теперь свободные люди, Брут…

— Болтают, что так. Мы больше не слуги. Покончено с куплей-продажей и поркой, хотя, — Брут поджал губы, — я не знаю, как удерживать некоторых из здешних негодников в узде, если с них нельзя спустить шкуру.