Хозяин Фалконхерста

— А я думаю, что у тебя ничего не выйдет! — С этими словами он так сильно стукнул кулаком по столу, что задребезжали тарелки. — Свободного человека нельзя продать, а я свободен! Война кончилась, торговля рабами — тоже. Они теперь не чья-то собственность, их больше нельзя пороть. Я такой же, как и ты, гражданин Соединенных Штатов этой самой Америки. — Он вскочил и снова пригрозил ей пальцем. — Ты носишь моего ребенка и выйдешь за меня замуж. Так и знай, миссис Софи: быть тебе моей женой. Это я тебе говорю.

Софи широко раскрыла глаза, едва понимая, что он говорит. Никогда еще негры не обращались к ней с такими наглыми речами. Это было немыслимым преступлением, однако, как ни сильны были ее ужас и страх, она испытывала гордость из-за того, что Драмжер хочет взять ее в жены. Она всегда восхищалась им, всегда его вожделела. Но при этом он оставался всего-навсего черномазым. Она могла наслаждаться им в постели, но ей и в голову не приходило выйти за него замуж. Придется его проучить. Она велит как следует выпороть его, едва не вышибить из него дух, чтобы он приполз к ней на коленях, моля о прощении. Вот только кто будет его пороть? В былые времена было достаточно дернуть за шнур — и на ее зов сбежались бы Брут, Большой Ренди, Сэмпсон с Занзибаром; из сада притащились бы Мерк и Юп. Довольно было бы одного ее слова, чтобы они, забыв про свою дружбу с Драмжером, схватили его — и он не посмел бы сопротивляться. Его уволокли бы в старый сарай, вздернули бы вниз головой и наградили бы столькими ударами бича, сколькими она бы велела. По ее приказу они бы забили его насмерть. Ей трудно было смириться с мыслью, что все это теперь уже не в ее власти.

Одного никто не мог у нее отнять. Она — белая женщина, дочь Хаммонда Максвелла. Невзирая на речи мистера Эйба Линкольна, невзирая на новые законы, новые правила и взгляды, Драмжер оставался чернокожим рабом, низшим существом. Таких, как он, продавали и покупали, его тело принадлежало ей, она была вправе поступить с ним по своему усмотрению. Она медленно поднялась из-за стола и впилась в него негодующим взглядом.

— Не смей грозить мне своим поганым пальцем, грязный ниггер! Не смей рассказывать мне, что собираешься сделать, а что нет. Ты будешь делать то, что я скажу. И забудь свои бредни насчет женитьбы негра и белой женщины. Понял?

Драмжер, приученный подчиняться властному голосу белого человека, машинально опустил руку. Но уже через мгновение он опомнился, встал и подошел к ней так близко, что их тела соприкоснулись.

— Это ты не смей говорить мне, что мне делать, а что нет! Я делаю то, что хочу. Мы еще поговорим о женитьбе. Когда я говорю о женитьбе цветного и белой, то цветной — это я, а белая — ты. Вот что я задумал: ты выйдешь за меня замуж. Если я подхожу, чтобы тебя ублажать, то и как муж сгожусь. Если я сподобился тебя обрюхатить, то и как муж не оплошаю, не сомневайся.

Глядя ему прямо в глаза, Софи размахнулась и влепила ему пощечину.

— Закрой свою зловонную пасть! Я никогда за тебя не выйду. Ты будешь меня ублажать, если я этого захочу. Если я захочу, то рожу твоего младенца. Велика важность! Мало ли ублюдков нарожали в Фалконхерсте, подумаешь, одним больше! Может, я его оставлю, чтобы с ним забавляться, а то и утоплю, если мне придет такая блажь. Но выйти за тебя или за любого другого чернокожего самца я никогда не соглашусь! — И она наградила его второй пощечиной.

Как ни странно, но он не поднял на нее руку, хотя его глаза налились яростью.

— А ты подумай. Я все равно стану здесь хозяином! Выйдешь за меня — будешь хозяйкой, а нет — пожалеешь. Думаешь, я по тебе сохну? Нет, ты старая и жирная, да и не по нутру мне белые бабы. Просто если ты выйдешь за меня, тебе же самой будет легче. Если захочешь, можешь подыскать себе самого здоровенного самца во всей Алабаме — я тебе не помешаю. Ты останешься здесь как хозяйка. Что скажешь, Софи?

Вместо ответа она подобрала свои видавшие виды юбки и выбежала вон из столовой. Остановившись между высоких белых колонн у входа в гостиную, она обернулась к Драмжеру, оглядела его с ног до головы и расхохоталась.

— Чтобы мне быть твоей женой? — Смех все больше походил на истерику. — Да ты свихнулся! Женой какого-то черномазого! У тебя и фамилии-то нет! Кто ты? Драмжер, и все. Драмжер — это кличка.

Покатываясь со смеху, она миновала загроможденную рухлядью гостиную с вылинявшими шторами и висящими клочьями обоями и стала подниматься по лестнице. Эхо ее презрения докатилось до обеденного стола, у которого стоял повесив голову Драмжер. Он с горечью думал, что она права. У него не было ни фамилии, ни даже настоящего имени: он был всего-навсего Драмжером, одним из полчища безымянных чернокожих.

37