Именно в этот момент становится понятно, насколько я слаба перед ним… Не потому что однажды меня предадут мои тело и разум, нет. А потому что, пожелай Бекет сделать меня своей силой, я буду его. Не смогу себя защитить. Не смогу сопротивляться ему. Он сильнее во всех смыслах.
Минута молчания, и он всё ещё смотрит на меня. Кусаю губы, наблюдаю, как он приближается, берёт меня за руку и ведёт за собой. Шаг уверенный, спокойный. Нас провожают взглядами, а я быстро семеню следом. Знаю, что сейчас мне завидует вся женская половина населения. Знаю, чувствую и горжусь этим.
Уже дома он открывает передо мной дверь, пропускает внутрь, и я запоздало понимаю, что вошла в его спальню.
— Давай в кровать, — подталкивает меня к середине комнаты, сам стаскивает пиджак и отшвыривает его прочь. — Я в душ.
Дверь не заперта, при желании я могу уйти в свою комнату, но не ухожу. Прохожу к бару и наливаю себе порцию виски. Почему бы и нет? Настроение — отстой, а так хоть расслабиться.
Бекет застаёт меня с пустым стаканом в руке, притягивает мою спину к своей груди, и я вздрагиваю.
— Грустишь? — его дыхание щекочет шею, губы касаются ямочки на плече, скользят выше, к щеке.
— Немного…
Знаю, самое правильное, что я могу сейчас сделать — это оттолкнуть его. Но мне совсем не хочется. Вообще.
— Не надо. Нужно помнить всё, что мы пережили, нельзя забывать. Но и жить этим не стоит. Надо идти дальше, — забирает стакан, отходит от меня. Взяв бутылку с виски, наливает обоим.
— Да, я помню. Пора взрослеть, — усмехаюсь, принимая бокал, и выпиваю его содержимое залпом.
Бекет смотрит на меня с загадочным прищуром, привлекает за талию и впивается в мои губы своими.
— Пора. Но мы не будем торопиться, — не знаю, что он имеет в виду, но на поцелуй отвечаю. Это, наверное, я зря и уже завтра пожалею и искусаю свои локти, но сейчас ни о чём не хочется думать.
Иван подталкивает меня к постели, нависнув сверху, долго всматривается в лицо.
— Сладкая Милка, — улыбается краешками губ, и я слышу, как вжикает на моих джинсах молния.
Бекет ловко справляется с моей одеждой, и я остаюсь в одном белье. Отползаю назад, натягивая на себя одеяло. Где-то в голове долбится одинокая мысль, что всё это нехорошо, и я не должна быть такой легкомысленной. Но разум быстро отключается, гонимый алкоголем и возбуждением. Можно, конечно, всё списать на стресс и желание быть кому-то нужной, но это глупо и жалко. Я сама хочу находиться здесь. Рядом с ним, в его кровати.
Бекет тянет меня на себя за щиколотки, откидывает одеяло, и я, глядя на эту мощь во плоти, понимаю, что сопротивляться бессмысленно.
Он толкает меня на подушку, одним рывком сдирает мои трусики вниз по ногам и прочь, рукой под меня — и лифчик летит туда же. Вжимается в меня своей плотью, сдерживаемой только полотенцем, которое осталось на нём после душа. Впрочем, и это ненадолго. Он отбрасывает полотенце, и теперь я чувствую горячий возбуждённый член, что касается моей промежности и подёргивается от нетерпения.
— Иван Андреевич…
— Цыц, — приказывает хрипловатым голосом, опускается вниз, и я чувствую его язык на своём клиторе.
Всхлипнув, упираюсь руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но Бекет словно скала — не сдвинуть с места. Язык скользит между складочек, собирает мою влагу, и Иван утробно рычит, входя в меня первой фалангой пальца. Я запрокидываю голову и смотрю в потолок широко открытыми глазами. Новые ощущения буквально парализуют, и я лишаюсь воли и остатков здравого смысла.
Просыпаюсь от звука льющейся воды, доносящегося из открытой ванной комнаты. На тумбочке стоит стакан с водой и лежит таблетка аспирина, которую тут же глотаю, ибо голова трещит адски.
Со стоном отдираю себя от подушки и, слегка пошатываясь, ползу к раковине. Умываюсь ледяной водой, открываю глаза. Да уж, Милка… Ещё парочка таких вечерочков, и тебя можно отправлять на лечение от алкоголизма. Усмехаюсь, подняв взгляд на своё отражение, и испуганно ахаю, когда вижу позади Бекета. Он обнажён, по мускулистому, жилистому телу стекают прозрачные капли воды, а глаза медленно исследуют мой зад. И я понимаю вдруг, что стою абсолютно голая. В память врывается тот поцелуй и то, что было потом…
— Иван Андреевич, это ничего… — Он зажимает мне рот ладонью и с силой впечатывает в себя. Кладёт руку на грудь, и это прикосновение настолько интимное, что у меня начинает кружиться голова.
— Не надо, Милана. Поздно, — зажимает сосок между пальцев, а я чувствую плечом, как сильно бьётся его сердце. Руки осторожными, но уверенными поглаживаниями опускаются вниз. Одна застывает на животе, вторая ныряет между ног. Я испуганно трепыхаюсь, но он не отпускает. — Поздно, — шепчет склонившись к уху, прикусывает мочку, отчего по телу пробегает импульс и стрелой мчит вниз… А там уже его пальцы раздвигают складочки, мягко нажимают и протискиваются внутрь.
— Нет! — отрываю от себя его горячие руки и, вырвавшись, позорно убегаю.