Хозяин города

Убегаю, но знаю, что он прав… Слишком поздно. Вчера я позволила себе и ему лишнее и тем самым дала зеленый свет. Становится горько и противно от себя самой. Ведь я нарушила свои принципы. Я предала себя и свои устои.

Нет, он меня не взял… Но лишь потому, что сам не захотел. Видимо, для Бекета унизительно брать пьяную девку. Но если бы он захотел, то вполне мог бы. Потому что я добровольно легла в его постель и отвечала на его поцелуи. И даже позволила вылизать себя, что на тот момент показалось мне обалденно приятным. Он трахнул бы меня и был бы прав. Потому что я позволила.

* * *

— Тебя долго не было, — взглянул на друга с укором, на что тот только загадочно усмехнулся.

— Ты никогда не отличался терпением, — Тёмный швырнул на стол внушительных размеров папку, сел напротив, двигая к себе Бекетовскую чашку. — Кофеек — это охуенно. Забыл уже, когда спал нормально. Всем кого-то найти надо, не уймутся никак.

Иван вздохнул, открыл папку, на самом деле совсем не желая туда смотреть. Потому что знал: если Тёмный болтает ни о чём, значит, дело хреново.

— Твою же… Блядь, — отшвырнув от себя досье бойца, закрыл глаза.

— Да, друг… Дело неприятное. Всё-таки твоя шайка постаралась.

— Родителей Миланы убил именно он? Ты уверен?

— Ага. Он же и цацку ту загнал. Вычислить, кто это сделал было несложно. Сложнее принять. Но, я так понимаю, что дело не в нём, а в твоей девчонке? Это же она, Милана? — Бекет молча кивнул, провёл ладонью по лицу. — Да. Попал ты, друг мой. Я бы на твоём месте просто не говорил ей. Родителей её уже не вернёшь, а знание, как известно, не всегда во благо. Неведение лучше во стократ, сам знаешь.

* * *

— Ну что, куда пойдём? — заплетаю кудрявые волосы девочки в косу, закрепляю сие великолепие яркой розовой резиночкой.

— На качели, — односложно отвечает малышка и, вырвавшись из моих рук, хватает своего плюшевого медведя. — Ыык тоже пойдёт.

Рык — так зовут медведя. Но Маринка больше не пытается мне понравиться, а потому специально не выговаривает «р». Не могу сказать, что это не задевает. Но ведь я сама этого добивалась. Получите, распишитесь.

— Мариш, а давай поговорим? — и, не дождавшись её ответа, продолжаю: — Мне очень жаль, что у нас так всё вышло. Я была неправа, когда сказала то, что сказала. Это неправильно, и тебе обидно, знаю. Но я хочу, чтобы ты знала: ты мне дорога. Правда, — попыталась взять её за руку, но девочка увернулась, принялась причёсывать медведя. — Я не смогу тебе заменить маму, это так. Мне мою маму тоже никто не смог заменить. Это знаешь… Очень сложно. Ведь мама она одна и другой быть не может. Но мы могли бы стать с тобой друзьями. Как ты на это смотришь? Мир? — я протянула ей ладонь для рукопожатия, однако Маринка не возрадовалась моему предложению.

— Зачем? — взглянула на меня своими синими глазками как-то слишком по-взрослому. Будто смотрит взрослая, богатая опытом женщина.

— Что «зачем»? Зачем мириться? А как же мы будем дружить, если не помиримся?

— Зачем нам дррружить? Ты же ррработаешь на меня и папу. Ты и так должна дррружить с нами. А мы с тобой — нет, — схватив мишку, поволокла его за собой, а я часто заморгала, пытаясь прийти в себя.

Вот это характер… Страшно представить, куда бы я была послана, будь Маринка чуть постарше. Но я понимала её, конечно. Я причинила ей боль, пусть и неосознанно, она отвечает мне тем же. Всё по-честному.

Во дворе девочка во всю резвилась, но стоило мне подойти к ней поближе, сразу же убегала в противоположную сторону. Я же смирилась с тем, что прощение нужно заслужить, и приглядывала за ней издалека.

— Приветик, — кто-то схватил меня сзади, стащил с лавочки и, зажав рот ладонью, потащил за угол. Я среагировала запоздало, но агрессивно, а похититель, получив по яйцам, зашипел и отпустил меня. — Твою же мать, как больно, — согнувшись пополам, выдохнул, а я зло пихнула его в плечо.

— Тебе что, последние мозги на войне отбили? Совсем идиот? Я, между прочим, испугалась!

Опираясь о стену, Костя выровнялся, поднял на меня взгляд.

— Ну ты и больная. На всю голову. Ты ж мне яйца в омлет превратила. Бляяя…

— А нефиг подкрадываться и хватать меня своими ручищами! Придурок! — ринулась уйти, но Костя схватил меня за руку, впечатал в стену дома.



— Подожди. Мы не договорили, — взгляд злой, пальцы на моих запястьях сжимаются всё сильнее, и я начинаю нервничать.

— Отпусти меня.

— Ты подумала насчет моего предложения? Пойдёшь со мной? — часто дышит, блуждает взглядом по моему лицу, и создаётся впечатление, что он либо пьян, либо болен. Алкоголем не пахнет, поэтому…

— Костя, я никуда не собираюсь с тобой идти. Ты вообще не в себе. Посмотри на себя. На сумасшедшего похож. Ты иди лучше домой, отдохни. А я здесь останусь, — не заметив его реакции или хотя бы осознания моих слов, продолжаю: — Я решила попробовать… С Иваном. С ним буду.

Его глаза темнеют, а лицо кривится в какой-то совершенно невменяемой ухмылке, страшной, даже жуткой.

— Чего ты там решила? — склоняется так низко, что почти касается моего носа своим. — Я не расслышал, ну-ка повтори.