– Я все знаю. Вы возили дурь, и ты ее подсадил на эту дрянь! Ты не хотел, чтоб она от тебя уходила, потому что твои помощники слишком часто мрут, старик. Проводник! Скольких ты уже проводил на тот свет? Фила ты тоже угробил! Но сколько веревочке ни виться, все равно конец придет. Я тебя своими руками убью, если ты не расскажешь мне, что за чертовщина тут творится.
Данила неожиданно сник. Опустился обратно на старый ватник и уже спокойнее сказал:
– Ты ничего не знаешь. Ей все равно оставалось недолго. Она болела. Лучше уж сразу умереть, пока боли не начались. Это не самая плохая смерть.
– И все равно ее убил ты. Если б не таскал ее в походы, она бы, может, и не заболела. Ты не думал о том, какой радиационный фон наверху? Это тебе ничего не делается, ты, небось, проспиртовался весь. Да может, ее еще можно было вылечить! Я показал бы ее врачам! Отвез бы в Полис…
Федор орал, как ненормальный, но Данила, казалось, понимал, что ему нужно выговориться.
– Если бы не я, она погибла бы гораздо раньше, – угрюмо сказал сталкер, когда запас обвинений у Федора иссяк. – Она была слишком слабой для работы. Кроме меня, оберегать ее здесь не нашлось охотников. Здесь ее ненавидели и боялись. И никуда бы ты ее не отвез, ее схватили бы еще на Ганзе и, скорее всего, тут же расстреляли бы. Ее ищут.
– Из-за Лефорта, – уверенно сказал Федор. Старик не ответил.
– Так она и правда была в его банде, убивала людей?
Старик долго молчал.
– Она без матери росла, у чужих, – произнес он, наконец. – Она мало рассказывала, но догадаться можно было – плохо с ней обращались. Когда совсем невмоготу стало, она сбежала и жила с такими же, как сама, беспризорниками. Они воровали, голодали. Жили в туннелях, в подсобках всяких. И людей остерегались не меньше, чем мутантов, если люди шли группой и с оружием. А если кто-нибудь в одиночку им попадался, могли и убить. Налетали всем скопом, как волчата, драли зубами, ногтями. Я эту малышку тогда еще приметил – девчонки иногда приходили на станцию попрошайничать. Пытался с ней заговорить, еду давал. Я видел, что она на других не похожа. Не очень-то она была приспособлена для такой жизни. Но она молчала, я даже не был уверен, что она вообще умеет говорить. Может, и лучше, что молчала. От того, как выражались остальные, меня, взрослого, мороз пробирал по коже. Мне хотелось взять ее к себе, заботиться о ней, но она уже никому не верила – и правильно делала.
– А потом все-таки подружилась с тобой? – спросил Федор.
Старик покачал головой:
– Нет, тогда она от меня шарахалась. Дичилась, никого не слушала. Потом появился человек, который сумел этих волчат организовать, приручить, заставить служить себе. Он подкармливал их, защищал, и они за него готовы были убить кого угодно.
– Лефорт, – пробормотал Федор. Старик кивнул.
– Он и ее сумел приручить. Книжки ей читал.
– Ну да, – пробормотал Федор, – книжки. Вот откуда она стихи знает.
Старик кивнул.
– Было время, когда она всюду ходила за ним. Хоть в бой, хоть в поход. Каждое слово его ловила. Верила во всем, слушалась как бога. А потом что-то у них разладилось. Она заболела, стала чахнуть, надломилось в ней что-то. Ему она больная уже не нужна была.
– Мне рассказывал один на Китае про подругу Лефорта. Только имя перепутал, назвал Аленой. Но я сразу понял – это она, – сказал Федор.
– Может, она, а может, и нет. Вокруг Лефорта много девчонок крутилось – было из кого выбирать. Кстати, я слышал сегодня – его убили при попытке к бегству на Ганзе. Если тебе от этого легче.
– Мне от этого не легче, – пробормотал Федор. – И почему-то мне кажется, что мы о нем еще услышим. Но черт с ним, с Лефортом. Скажи, а была у нее татуировка в виде бабочки?
– Кажется, был рисунок на плече, – нехотя буркнул Данила. – У них почти у всех были татуировки. Я ее подобрал в туннеле, когда она совсем ослабела. Податься ей было некуда – в банде она уже сама не хотела оставаться, а на станциях ее никто не ждал, и заботиться о ней было некому. Да ей, кажется, было уже все равно, что с ней будет. Но я ее немного подбодрил, подлечил, стали мы с ней на поверхность ходить. Сын мой погиб, так она мне вместо дочери была. Только все молчала, замкнулась в себе. Когда ты появился, она с тобой хоть разговаривать стала понемногу. Я уж обрадовался – думал, приходит в себя потихоньку. Да видишь, как оно все получилось.
– Я тоже виноват. Я пришел слишком поздно, – пробормотал Федор. – А когда она умерла?
– Да пару дней назад, – неохотно ответил Данила. Федор вспомнил свой сон про поезд мертвецов, где он встретил Нелю. Черт, почему, ну почему он сразу не остался с ними? Тогда он успел бы ее спасти.
– Где ты похоронил ее, старик? Или?.. Куда ты ее дел? – слова застряли у него в горле – он вспомнил истории о мертвецах, которых старик якобы скармливал хозяину Яузы.
– Она осталась… там, – неопределенно махнул рукой Данила.
– Так ты просто бросил ее, – дошло, наконец, до Федора. – Бросил там, а сам удрал, струсил. Может, она была еще жива? Может, ее можно было спасти?