От всех этих кровавых историй ему стало очень не по себе. Да и подземелье было не самым подходящим местом для чтения таких книг. Даже самые простые подробности приобретали зловещее значение. Федор читал написанный века назад донос – про письмо сильненькое, да не для кого-нибудь, а для «хозяина». Царь мешал, его хотели извести. Знал ли он, что вокруг него плетется измена, которую готовят самые близкие? Федор представил его себе – царь огромного роста в простом зеленом кафтане, как на картинке, стоит на носу плывущей по Яузе лодке и говорит, обращаясь к кому-то рядом: «Истинный парадиз, Данилыч!» Куда они делись теперь, прежние хозяева здешних мест? Что осталось от них – буквы в книжках, надписи на могильных плитах, полузаросшие сады и полуразвалившиеся дворцы?
У Федора разыгралось воображение, ему теперь черт знает что мерещилось. Временами он судорожно вздрагивал и озирался вокруг, но ничего подозрительного не заметил. Услышав шорох поодаль, он уже не испугался, а кинул на звук припасенную еще днем корочку. Крыса осмелела и даже подошла совсем близко. Она вовсе не выглядела противной и очень смешно обнюхивала все на своем пути, шевеля усами.
«Кто ж тебя будет кормить, когда мы уплывем?» – расчувствовавшись, подумал Федор. В положенный срок он разбудил Данилу и с облегчением завалился спать.
И тут же неведомо как оказался на старом кладбище. Он никогда раньше кладбищ не видел, но понял, что это именно оно. За кирпичной стеной – каменные плиты, кресты. Кое-где стоят каменные домики – слишком тесные для живых, но у них есть окна и даже двери. Краска облезла, деревянные двери разбухли от сырости, потемнели от времени, на них тоже вырезаны кресты.
Федор подходит и видит – дверь полуотворена, а за ней – темнота. И он стоит, не решаясь сделать ни шагу. А из темноты кто-то смотрит на него. Показалось ему, или дверь чуть подалась, скрипнув? Черная щель в потусторонний мир словно бы стала шире. Еще немного – и его затянет туда, во тьму. Рука уже сама тянется к двери, из которой, несмотря на теплую ночь, несет подземным могильным холодом. «Мир живых смешался с миром мертвых», – вспомнил Федор и содрогнулся.
Потом – то ли во сне, то ли наяву – померещились Федору шаги. Из глубины туннеля кто-то приближался к ним. «Кто на карауле? – пытался вспомнить он. – Данила? Почему он не поднимает тревогу?».
А шаги все ближе, чьи-то каблуки постукивают по старым доскам. Федор с трудом поднимает голову, всматривается. Из темноты приближается женский силуэт, только странный какой-то. Не хватает чего-то в нем. И вдруг он понял, похолодев, – самого главного не хватает.
Головы.
Застыв, не в силах пошевелиться, смотрит Федор на женщину в старинном широком платье. Одна рука у нее странно оттопырена. Да вот же и голова – в руке у нее. Пышные волосы, бледное лицо, ярко намазанные губы и щеки, сомкнутые веки. Федора стала бить крупная дрожь. Незнакомка вдруг подняла руки и ловко нахлобучила голову на плечи, где ей и полагалось быть. Обмахнула шею рукой, и остался только тонкий шрам. Ах нет, это уже не шрам. Это бусы.
– Анхен, уходи, ты ведьма, – шепчет Федор. Жуткая девушка улыбается, манит Федора рукой, а в лице ее проступает что-то знакомое. Федор отшатывается, незнакомка вновь поднимает руки. Федор вздрагивает – сейчас опять голову снимет с плеч. Но нет, она только стягивает накладные волосы, а под ними – короткая стрижка. И теперь становится ясно – у нее лицо Нели.
А следом за ней из мрака появляется другой. Он, наверное, тоже снял свои накладные волосы – настоящие волосы его темные, с проседью. И вместо расшитого костюма – что-то черное, неброское. Но Федор все равно знает, кто это. Еще один гость с того света явился их навестить. «Лефорт», – хочет окликнуть его Федор, но лишь слабый вздох получается у него.
Неля наклоняется над ним.
– Спит, кажется. Тише, а то разбудишь.
«С кем это она разговаривает?» – думает Федор, наблюдая за ней незаметно из-под полуопущенных век. Голос – мужской, незнакомый.
– Давай отойдем, поболтаем о делах наших скорбных.
– Зачем ты меня мучаешь? – жалобно спрашивает Неля. – На что я тебе нужна теперь? Я больная, я тебе только мешать буду. Дай мне хоть умереть спокойно.
Федор видит лицо мужчины – бледное, с правильными чертами. Глаза у него темные, недобрые. Что это – тоже сон или явь?
– Ну что ты, в самом деле? Давай отойдем, все обсудим. Если он проснется, мне ведь придется его убить, не люблю оставлять свидетелей.
– Ладно, – покорно говорит Неля. Он берет ее за руку, тянет, девушка нехотя идет за ним. Но тут ее снова начинает бить кашель – судорожный, неудержимый. Вот заворочался во сне Данила, зашевелился Фил. Мужчина смотрит на девушку, переводит взгляд на спящих, потом чертыхается и быстро уходит. Неля садится на пол, прямо на грязные доски, и смотрит ему вслед, по щекам ее текут слезы, она тихо качает головой. Федор хочет приподняться, позвать ее, но тело не слушается, свинцовая усталость придавливает к земле.
Кажется, всего несколько минут прошло – и Неля вновь склоняется над ним:
– Проснулся? Все уже встали.