Хозяин кометы

Среди вещей, доставшихся по наследству от родителей, был короткий меч, хранившийся в мешочке из узорчатой ткани. Каору не знал, откуда он взялся. Отчим Сигэру принес его: на потертой камчатой ткани был вышит герб – хризантема, ножны украшала золотая лаковая роспись – дракон с рубиновыми глазами и хрустальным шаром в пасти. На гарде меча кольцом свернулась змея, а на клинке была выгравирована надпись на китайском языке. Бабушка прочитала ее:

– Не умеешь жить во славе – умри вместе с ней. – И добавила: – Эта вещица – не иначе как подарок от императора Мэйдзи. Откуда у мальчика такая ценная вещь?

Никто не мог ответить на бабушкин вопрос, таинственный меч положили в коробку с надписью «Наследство родного отца Каору» и убрали в глубь стенного шкафа.

Формальности по переводу Каору в начальную школу были пройдены, теперь он каждый день за завтраком встречался со всей семьей. Мамору ездил на электричке в частный лицей, Андзю ходила пешком в католическую женскую школу, а Каору – в местную муниципальную школу. Им было по пути, и пять минут в день Каору и Андзю могли делиться своими переживаниями.

Каору знал: если Андзю его невзлюбит, жизнь в семье Токива будет для него день ото дня невыносимее. Что бы такое сделать, чтобы ей понравиться? Он нервничал, старался не говорить и не делать ничего лишнего, но от этого выглядел все более неприветливым.

Рано потеряв родителей, он, сам того не замечая, утратил способность к эмоциональным переживаниям. Если его хвалили, он не радовался, а, наоборот, делал вид, будто ему все надоели. С теми, кто проявлял к нему свою любовь, он держался подчеркнуто холодно. Как будто был уверен, что в один прекрасный момент эта любовь обернется предательством. Вообще-то Каору уже пережил огромное предательство. Смерть отца и матери, бескорыстно любивших его, открыла Каору одну странную истину, все, кто любят его, обязательно умирают.

Как ни печально, Каору виделась вдалеке смерть тех, кто был в семье Токива на его стороне: бабушки, Андзю и Сигэру Токива.

Каору честно хотел понравиться Андзю, но у него пока ничего не получалась. Со стороны Каору казался странным ребенком, у которого неизвестно что творится в голове.

Тем не менее Андзю пыталась понять то чувство одиночества, которое он испытывал. Оставаясь одна, Андзю повторяла про себя слова, произнесенные сестрой-монахиней во время школьной молитвы: «Возлюбите самого одинокого человека в мире».

Пожалуй, Каору был самым одиноким мальчиком в мире из всех людей, когда-либо встречавшихся Андзю.

2.6

Мамору в Каору не нравилось ничего. Его раздражало непроницаемое выражение лица Каору, бесило, что хоть толкай его, хоть пинай – тот и не пикнет. Каору никогда не смотрел ему в глаза, и это тоже было противно. Мамору выплескивал на безропотного братца все свою мутную страсть к разрушению, которую сам не мог контролировать.

Нет, он не боялся, что Каору станет угрожать его положению единственного и неповторимого сына семьи Токива. Он был абсолютно уверен в своем превосходстве: тоже мне соперник. Но Мамору не выносил ласковых взглядов, какими смотрели на этого «самого одинокого ребеночка на свете» отец, бабушка и Андзю. При виде того, как его семейка прыгает вокруг этого придурка, подобно толстухам, дефилирующим перед тощими, как скелеты, негритятами Биафры[6] со вздувшимися животами, его так и подмывало издеваться над Каору.

– У буржуа на роду написано издеваться над слабаками, – хвастался он одноклассникам. Младший брат Каору был в этом смысле идеальной мишенью.

– Так и прибил бы его, – бормотал себе под нос Мамору, сидя запершись у себя в комнате, – он клеил модели, и от запаха ацетона дурела голова.

Отец строго-настрого приказал Мамору:

– Не вздумай обижать Каору. Будешь вымещать на нем злость – готовься к тому, что однажды она, усилившись вдвое, вернется к тебе. Не воспринимай Каору как чужого. Не можешь признать в нем брата – заботься о нем как о младшем товарище.

Мамору настроился по-своему выполнять сказанное отцом. Бить Каору, издеваться над ним, держать на побегушках – это и значит заботиться о младшем товарище.

Мамору так «заботился» о Каору, чтобы на его лице и теле не оставалось следов. Он просовывал ему карандаши между пальцами, а потом с силой сжимал руку; он говорил: потренируем-ка мышцы живота – и лупил по нему баскетбольным мячом; он отрабатывал на нем приемы: бросок с захватом «ножницы», удушающий захват и захват «коброй». Каждый день он старательно, будто выполняя домашнее задание, мучил Каору.

– Я о тебе забочусь, чтобы не прибить. Перестану лупить тебя – вот тогда берегись. Только попробуй настучи кому-нибудь, худо будет.

В ответ Каору, потупившись, что-то пробормотал себепод нос. Мамору это не понравилось:

– Чтоты там сказал?

– Так, ничего, – ответил Каору, смотря на Мамору исподлобья.

– Что ничего? – Мамору с силой потянул его за волосы, но «самый одинокий на свете ребенок» почему-то сохранял при этом презрительную усмешку.