Хозяин моих желаний (СИ)

От этих слов, произнесённых лениво и с пренебрежением, мои пальцы сжимаются в кулак. Я представляю, как схвачу Раду за горло и не отпущу, пока с его лица не сойдёт выражение презрительного снисхождения. Никто... Никто меня ещё так не выводил!

Порывом злости стыд сметает полностью. Всё, кроме уязвлённой гордости, теряет значимость. Меня мучает только один вопрос: оскалиться или засунуть гонор в то место, где вчера побывала пробка и закусить язык? Хочется выскочить из парильни и бежать как есть – нагишом, без оглядки пока не выбьюсь из сил. От его взгляда, бесстыже прожигающего мою грудь, на коже высыпают мурашки. Я едва не рычу от бессилия. Не хочу, чтобы Раду наслаждался моей реакцией. В голове будто переключатель щёлкает, подталкивая вывести его в ответ. А что мне ещё остаётся?

– Так и будешь смотреть?

– Я тебя смущаю? – Дикарь закусывает край губы, продолжая изучать мою грудь и только затем, с неохотой, переводит взгляд мне в глаза.

Медленно дыша через нос, я пытаюсь с достоинством выдержать этот неравный бой. Его же, чёрт возьми, вообще ничего не гложет: ни стыд, ни совесть!

– Мы оба в курсе, что пришли сюда не париться. Хочу знать, из-за чего решилась на побег.

– Откуда мне знать? Может, ты решила в отместку снегоход мой угробить.

Он поднимается на ноги и подходит к боковой лавке, беззастенчиво демонстрируя крепкие ягодицы. Достаёт из кадки с водой берёзовый веник, хорошенько встряхивает. Вот на влажных прутиках и приходится заострить внимание, когда он оборачивается, чтобы взгляд не соскальзывал проверить градус его возбуждения.

Мне всё равно... Мне всё равно... Я злюсь и только!

Сердце бьётся на износ, умоляя о передышке.

– А может, от себя бежала? – продолжает Раду тягучим голосом, склоняясь надо мной. Подавляет пышущей от тела силой, заставляя медленно отстраняться и в итоге лечь спиной на лавку.

Берёзовый веник щекочет мне ключицу и, ведомый жилистой рукой, спускается ниже...

– Ты как? Остыть не нужно? Я сильно не топил.

Я слабо усмехаюсь. Можно было вообще не топить, ничего бы не изменилось.

Вовсе не воздух влажный и жаркий, наливает огнём мои вены. Этот зной изнутри идёт, не снаружи. Его источник исключительно в схватке наших с Раду взглядов. Он даже не смотрит – мозг мне вскрывает, нутро потрошит, с одержимостью маньяка извлекая всё новые реакции. Иногда мне кажется, что я готова на всё, лишь бы выдать искомую. Только бы отпустил. Понять бы ещё, что ему нужно? Может, я вообще не способна на такое. Что тогда?!

Он неторопливо водит вениками вдоль моего тела от шеи до стоп и обратно: мягко, едва касаясь кожи. А я... Я пытаюсь вдохнуть полной грудью, и его запах поперёк горла встаёт, горький как проигрыш, въедливый как страх. Отчаянно стараюсь сглотнуть этот ком, но не выходит.

– Ты мне очень нравишься такой.

Под рёбрами саднит, выбивая кислород подчистую.

– Какой? – В осипшем шёпоте не узнаю свой собственный голос.

– Растерянной. Настоящей.

Часть 2. Глава 9

Краем сознания улавливаю то, как веники взмывают вверх, захватывают горячий пар и толкают его к моим бёдрам.

Всего доля секунды, разрыв зрительного контакта и я слетаю с катушек. Летят в пекло жизненные установки, щиты, барьеры. Раду снова тот, кто мною управляет. Тот, в ком нет ко мне милосердия, только потребность найти что-то... Что-то одному чёрту известное.

Разум, не справившись, вновь отключается. В груди остро как никогда распирает вакуум.

Что может быть страшнее пустоты? Ничего. И я на низком, первобытном уровне стараюсь заполнить её ощущениями. Впускаю глубоко в себя чужой запах, всматриваюсь в Раду будто впервые. Заново исследую каждую родинку, излом бровей, жёсткую линию рта, бутоны алых роз, набитые среди скалящихся черепов.

Наверное, привыкнуть можно ко всему, потому что хаос вдруг обретает гармонию, а страх уже неотделим от влечения. Ему даже прикасаться не нужно – во мне каждая клетка отзывается на потоки горячего воздуха, прицельно скользящие по бёдрам, обволакивающие полусогнутые колени, икры, и тут же рывком ведомые обратно – к груди.

Всё тело будто вжимает в лавку, придавливая к прогретым доскам фантомным натиском чужого веса.

Раду отворачивается, но ненадолго, и только затем, чтобы погрузить в кадку берёзовые прутья. Его голос вязнет в раскалённом пространстве, долетая обрывками шёпота.

– Вот так, моя хорошая... Доверься мне. Будет приятно.

Тихо ахаю, когда он вдруг стегает по соскам концевой частью веника. Это так похоже на укус, что я ловлю совершенно диким взглядом его губы и едва виднеющийся за ними хищный ряд зубов. Брызги воды прохладными уколами рассыпаются по полусферам грудей, какая-то часть их тонкой дорожкой сбегает вниз, затекая во впадину пупка.

В голове нарастает гул. Вместо дыхания – тяжёлый, отрывистый хрип. По телу волной проносится дрожь. Встретив её дьявольской полуулыбкой, Раду упирается руками в края лавки и склоняется низко над моим животом.