Хозяин мрачного замка

– Тогда мы с Кирой и Зоей останемся с ним, – тут же предложил Кирилл. – Я могу его отвлечь. Устроим фотосессию!

И он указал на свой любимый фотоаппарат.

– Отлично, – согласилась Вита. – На нас с Лёхой подвал. Света?

– Мы с профессором проверим вещи наверху и кабинет, – тут же согласилась сопровождающая. – Настя?

Девушка только кивнула, по привычке чуть прикусив губы.

– У нас есть план, – Лёха старался говорить бодро. – На все про все часа два. Потом сматываемся. Несмотря ни на что. Собираться будем в курительном салоне. Вещи у всех точно собраны?

Все согласно закивали. Более-менее туристы приходили в себя.

– Он сейчас должен прийти, – напомнила Настя. – Надо поесть. Как он сказал. Да и… Все равно же вообще есть надо.

17 глава

Для Кирилла существовали некоторые особые слова. Существительные, какими он сам себе четко называл некие свои психологические состояния. «Полет» – так он определял для себя ощущение удовлетворения от удачной съемки, когда каждый кадр получается именно таким, каким он хотел его видеть. Это кайф от работы, эмоциональный подъем, в общем, да, именно полет. Было словосочетание «пустая комната». Наоборот, состояние, близкое к депрессии, неуверенность в себе и нежелание что-либо делать, отсюда чувство вины. Прежде всего, перед сестрой. Еще – перед памятью об отце.

Был «бриз» или «ветер» – эти понятия просто описывали движение вперед, плавное или быстрое, но, главное, не застой. Особенно нравилось Кириллу состояние «джаз», наверное, так для него называлось счастье. Бывала и «темнота», приятное одиночество, душевный отдых, мечтательность. Но самым страшным было слово «заложник». Бессилие, угнетенность, какое-то ощущение униженности. Это он испытывал, когда ушла мать.

Здесь в этом доме, они все были заложниками. И слово беспрестанно вертелось у Кирилла в голове. Каким-то образом их заманили сюда и теперь заперли в этом опасном доме. Кирилл не говорил этого сестре, но он был уверен, что даже мгла за окном – это дело рук Веслава. Пусть это иррационально и нелогично, но это так. Их хозяин не просто маньяк, он колдун. Почему-то принять это фотографу удалось просто, пусть он и стеснялся высказать остальным такие свои мысли.

Но это не важно. Кем бы там ни оказался этот поляк, он не учел одного. Каждый заложник мечтает освободиться, скинуть путы власти своего агрессора. И идет ради этого на все. Они уйдут отсюда, несмотря ни на что. Никакой туман и дождь их не остановит. Они усыпят бдительность Веслава и сбегут. И если ради этого надо притворяться и лгать, значит, так и будет.

Видимо, эта мысль посетила не только Кирилла. Уже за завтраком, начавшимся в гнетущей тишине, туристы стали понемногу оживать, собираться с силами и – врать. Фотограф прекрасно видел ложь за появляющимися улыбками, за бодрым тоном. Он читает лица. И видит. Но сейчас эта ложь его радовала и даже немного успокаивала. Они вместе. Они думают одинаково. Значит, они выберутся.

Еще приятнее было то, что первой в эту игру начала играть именно Кира. Сестра сначала молча пила чай с молоком, заедая крохотным печеньем. Понятно, ей кусок в горло не лез. Но спустя несколько минут она вдруг распрямила плечи, подняла на поляка взгляд и даже улыбнулась. Это была фирменная улыбка сестры, такая, какой она всегда встречала самых капризных клиентов в своем кафе.

– Мне все же хотелось бы посекретничать с вашим поваром, – сказала девушка. – Я владею небольшим кафе и собираю рецепты. Не отказалась бы от парочки ваших.

Веслав, как и всегда, расплылся в почти детской улыбке какого-то радостного удивления.

– Нравится еда? – уточнил он. – Это всегда готовили в наших местах. Народный рецепт. В каждой деревне этих земель. Давно… Когда были праздники от церкви, это был такой рецепт. Рождество.

– Рождественские печеньки? – заинтересовался Лёха. – Что-то похожее пекла моя бабушка. Называла конвертики.

– Колачки, – назвал поляк, сделав непривычное ударение на «о». – Всегда на праздник. Я велел сделать для вас.

– А это что? – Вита включилась в игру и указывала уже на следующее блюдо.

Веслав усердно старался рассказать о каждом лакомстве, на которое указывали его гости. Названия были странными, немного непривычными для русского слуха, но в то же время в чем-то интуитивно знакомыми. Поляк рассказывал о мазуреке, она же мазурка, вид печенья из песочного теста, буреках – местных пирогах. Особенно бурно обсуждали нечто с названием «пероги». По сумбурным объяснениям пана удалось опознать и это блюдо.

– У вас пероги – это вареники, – поняла Зоя. – А у нас пироги – это тесто с начинкой. Как вот это.

Она указала на небольшие печеные булочки, похожие на ватрушки, только вместо творога в середине был лук и что-то еще.

– Цебуляж, – охотно поделился Веслав. – Его делали в Люблине. Потом мы стали делать. По-другому. Там был мак и лук.

Туристы, все как один, скривились, представив это странное сочетание вкусов. Поляк засмеялся.