– Следы лошадей пошли напрямик по лесу к посёлку. Это втрое короче, чем по тропе. Я за день дойду до посёлка и на другой день приеду.
– Почему же мы ехали три дня кругом?
– С вьюками только по тропе можно ехать, а не прямо через лес.
– Лошади могут заблудиться, они не бывали здесь, – усомнился кто-то из нас.
– Здесь, где лагерь, ни одной лошади никогда не было, да и из людей-то я один только бываю зимой на промысле. Но лошади хоть и впервые здесь, а дом найдут без ошибки.
– Не сомневаюсь, – сказал начальник экспедиции и рассказал, как учёные Эмлен и Мюллер ловили в одной пещере летучих мышей, плотно закрывали им глаза, выпускали за восемь километров от пещеры и мыши возвращались домой. Жабы и тритоны, оказывается, тоже возвращаются к месту, где их поймали, и притом кратчайшим путём.
Проводник наскоро позавтракал, взял уздечки и ушёл. Мы решили посмотреть на следы лошадей. Когда начался дождь, лошади сгрудились вместе около палаток. Трава здесь была вытоптана до земли.
Молния ударила в соседний суховершинный старый кедр, и он, загоревшись, с треском повалился на землю.
Перепуганные лошади врассыпную помчались в сторону, противоположную посёлку. Постепенно они перешли на рысь, собрались вместе и, наконец, направились гуськом, повернув в сторону посёлка. Лошади проторили след по лесу в тёмную бурную ночь точно по прямому направлению, как по компасу, от лагеря до посёлка, а не по тропе, по которой на них ехали сюда кружным путём. Словно не первый раз в жизни, а часто этим лошадям приходилось проделывать этот путь.
Через два дня проводник приехал с лошадьми в лагерь по этой же прямой тропе.
Даурская степь на маньчжурской границе особенная, непохожая на степи Украины или Западной Сибири. Слегка холмистая, без единого деревца, она местами совсем дикая, первобытная. Станция Борзя Восточно-Сибирской железной дороги, с магазинами, столовыми, сутолокой базара, – последний крупный районный центр перед границей.
Из зверофермы на этой станции погружены в вагон серебристо-чёрные лисицы. Им предстоял длинный путь через Читу до Иркутска. Лисицы не могли видеть из своих клеток в тёмном вагоне, как в степи появились первые робкие лесочки. Чем дальше к северу шёл поезд, тем сильнее менялась природа. И наконец басистые гудки электровоза стали будить тишину тайги по обеим сторонам пути.
На одной из станций вагон открыли, и привычный запах пищи заставил лисиц заметаться в транспортных клетках. Серебристо-чёрные красавицы визжали, алчно облизывались, злились на соседок. Рабочий привычным движением открывал клетки и ставил чашки с кормом.
– Скорей, отправляемся! – подбежал к вагону кондуктор.
Рабочий заторопился, сунул чашку в последнюю клетку и выскочил из вагона. Закрыть дверцу на засов он забыл.
Поезд тронулся.
Лиса съела свою порцию, облизала чашку и забегала в тесной клетке. Над дверкой прибита дощечка с кличкой лисы «Серебрянка». Поздно вечером машинист электровоза резко затормозил на небольшом станции на берегу Байкала, и дверца от толчка приоткрылась. Лиса выскочила и заметалась по вагону. Голоса людей и грохот вагонной двери заставили её притаиться за клетками. На этой станции надо было что-то выгрузить из вагона. Весовщик не заметил, как небольшая тень мелькнула из вагона.
Поезд ушёл.
Серебрянка долго лежала под грудой деревянных шпал, постепенно привыкая к необычной обстановке. Наконец она робко вылезла, крадучись перебежала по путям, юркнула в кусты и притаилась там. Незнакомые запахи ошеломили лису: она родилась и выросла в клетке. Её прадеды и много поколений серебристо-чёрных лисиц не знали ничего, кроме клеток и готовой пищи.
Грохот приближающегося поезда напугал лису, и она бросилась от станции в лес. Рассвет застал её, всю мокрую от росы, далеко от железной дороги. Древний инстинкт заставил лису укрыться от дневного света в густых кустах, хотя «дома», в клетке зверофермы, только в дневные часы лисицы получали пищу, шла уборка клеток, пересадка – словом, всё важное в жизни серебристо-чёрных лисиц было приурочено к дневным часам.
Томительно долго тянулся день с незнакомыми шорохами, звуками и запахами. Солнце опустилось за вершины Хабар-Дабана. Серебрянка вылезла из своего укрытия. Оглянулась, Ветерок слабо перебирал листья боярышника и рябины, принося запахи горного забайкальского леса.
Голод заставил лису сделать несколько робких шагов. Высоко поднимая ноги, она опускала их вертикально в траву, и поэтому походка была бесшумной. Кто успел научить Серебрянку так ходить? Ведь всю свою жизнь она не знала ничего, кроме сетчатого пола клетки.
Ветерок донёс слабый шорох чьих-то лёгких прыжков. Лиса замерла на месте. Уши и нос жадно «нащупывали» какое-то незнакомое живое существо. Оно пахло почти как кролики, а во время своей болезни Серебрянка получала их на ферме. Глаза лисицы хищно сверкнули. Уши прижались. Хвост нервно завилял.