Нечто такого премного вещали и о всех прочих землях, достаточно было где-нибудь в Кордаве зайти в какой-нибудь «Акулий плавник». Здесь было иное. Пуща с лихвой оправдывала сказанное о ней и даже превосходила. Первобытный мир, в цивилизованных Аквилонии и Немедии загнанный куда-то на задний план бытия, в подсознание, в зловещие, разрываемые чадящими факелами ночи и пепельные сумерки городов и мрачные, хранимые крестьянами из провинции легенды и сказки, вставал перед человеком как ископаемое чудовище, во весь рост. И было ясно, что вечен он, а не цивилизация, бывшая только налетом — иногда налетом золотой пыльцы, а иногда плесени — на полированной личине варварской маски.
Евсевий и ждал и боялся таких встреч лицом к лицу. Он все же был ребенком искусственной, надуманной культуры тонких вин, замысловатых вензелей, серебряной скани и черного шелка, цветной мозаики и тонких витражей, и всякое столкновение с реалиями изначальной жизни, грубыми и предметными, вызывало чувство преследуемой жертвы. Так, наверно, чувствует себя заяц, обложенный гончими, когда он или пытается затаиться, так чтобы опасность прошла над головой, не задев, или несется, петляет и уворачивается, надеясь, что охотники устанут или найдется укрытие вроде норки, куда псы не смогут пролезть и отступят. Подобные ощущения переживал он лесах Нордхейма, в джунглях Черных Королевств, в безмолвных Химелийских горах и в пещерах паков. Но впечатления от пущи были не в пример сильнее.
Прежде всего Евсевий не знал, куда ему идти и что делать. Он знал, что такое лес и что такое степь, и знал, что не заблудится; он умел уйти от погони, запутать след, отбиться от нескольких врагов, но сейчас задача была иная. Он не должен был попасться пиктам, но и не имел права исчезать из вида, иначе вельберы, с таким трудом скрывшиеся из поля зрения врага, были бы обнаружены и Неминуемо настигнуты, а ведь они оставались единственным их средством передвижения в этой дикой глуши. Единственным быстрым средством передвижения. Ученый понимал, что Конан оставил их на берегу вовсе не затем, чтобы умирать. Король-киммериец никогда не бросал дело, не доведя его до конца. Вот и теперь он думал не только о том, как бы унести ноги от пиктов — об этом он, кажется, думал весьма и весьма вскользь. Главной его целью был Закатный океан, которому он знал цену и который, видимо, любил, и Конан определил их, четверых, как тех людей, на кого он мог возложить сейчас эту тяжесть — кованый сундук с ключами от океана.
Евсевий не сомневался, что главную ношу король не преминет взвалить на себя, и, поелику это ему удастся, уведет всю погоню за собой. Но рассчитывать только на такую удачу не приходилось. Очевидно, что идти прямо сейчас к ручью и скалам было бы крайне беспечно и неосмотрительно, а значит… Евсевий зацепился за это слово: «неосмотрительно». Ему необходимо было срочно обозреть окрестность, хоть как-нибудь, хотя бы ненадолго, чтобы иметь представление о панораме этой миниатюрной военной кампании. А для того надлежало любым способом подняться над уровнем травы. Возвращаться на поляну определенно не хотелось. Аквилонец принялся размышлять, куда бы могли направиться пикты, если они вообще соизволили направиться в его сторону, и куда идти ему самому, дабы осуществить задуманное.
Вот когда не хватило рядом Тэн И! Только кхитаец, с его знанием законов древней игры, о которой он рассказывал на корме, и умением применить эти законы в деле, мог бы теперь распутать складывающуюся комбинацию. Евсевий никогда не увлекался играми и тем более не имел представления о древней кхитайской забаве. Оставалось мыслить так, как учили в Академии в Бельверусе и Тарантийском университете — логически.
Прежде всего пиктов должно было заинтересовать, куда же подевались вельберы. Разумеется, подеваться куда-либо, кроме ручья, тяжелые лодки белых людей не могли. И вряд ли белые вытащили бы их на берег прежде, чем достигли бы скал. Раз так, то близ ручья был самый большой шанс нарваться на пиктов, как на идущих пешком по берегу, так и плывущих вдогонку за лодками на каноэ. Остальные воины, скорее всего, разделились. Евсевий, разумеется, отдавал себе отчет в том, что знает пущу очень плохо, но допустить, что пикты не знают про Большого Белого Вождя и не имеют хотя бы словесного портрета Конана, было бы ошибочно. Раз так, то по совету жрецов большинство загонщиков кинутся добывать главный трофей. Ну-ну, посмотрим, каково это у них получится! Сам король не выглядел неуверенным в победе. Еще часть воинов перейдет ручей, поискать на том берегу, и тут уж придется уповать на то, что охотничьи умения и доблесть гандерландского барона вкупе с воинским искусством аргосского месьора помогут им выбраться из переделки. На дереве остался сидеть Майлдаф.