Хозяин пепелища

Однажды, когда мы с Сатишем прогуливались по Мал-роуд, центральной улице Симлы[28], нам повстречалась европейская женщина с мальчиком. У нее были матовая кожа лица, большие голубые глаза и пышные, золотистые, слегка вьющиеся волосы. Но больше всего незнакомку выделяло ее индийское платье — длинная рубаха в талию и шелковые шаровары. Конечно, на главной улице Симлы, куда под вечер стекается весь «цвет» общества, довольно часто можно встретить англичанку или англо-индианку, одетую в сари или в рубаху с шароварами, но на каждой такой оригинальничающей особе индийское платье или обвисает безжизненными складками, или так стягивает фигуру, что затрудняет движения. Незнакомка же двигалась по улице с той естественной грацией, которая так чарует нас в пенджабских девушках. Женщине было, вероятно, лет тридцать, но ей трудно было дать больше двадцати — двадцати двух. Рядом с нею важно топал ножками мальчик лет пяти-шести, голубоглазый, румяный, со светлыми как лен кудряшками. В своем красном костюмчике с большим белым воротником он казался маленьким ангелочком, каких изображают на рождественских открытках.

— Мама, а какое место называют Симлой? — по-английски спросил мальчик у матери.

Женщина терпеливо объяснила, что Симлой зовется весь город, в котором они теперь живут.

— А эта улица — тоже Симла?

— Ну, конечно.

— А вон та снежная гора?

— Нет, это уже не Симла.

— А почему?

Мать улыбнулась и принялась объяснять, что гора эта находится далеко за городом. Она была так занята малышом, что даже не взглянула на нас.

— Хороша-а! — восторженно протянул Сатиш, глядя вслед удаляющейся англичанке.

Ну, подумал я, поскольку мой друг тоже не остался равнодушен к ее красоте, скоро мы будем знать, кто эта прелестная незнакомка и по какому делу она приехала в Симлу.

Сатиш принадлежал к той категории обитателей курортного городка, которые уже на третий день знают и общественное положение и частную жизнь каждого вновь прибывшего. Не берусь сказать, какими путями мой друг добывал эти сведения, но я не раз имел случай убеждаться в их полной достоверности. Поэтому мы в шутку звали Сатиша ходячей энциклопедией.

И я не ошибся: спустя два дня, когда мы встретились с ним, Сатиш рассказал мне все, что удалось ему узнать об англичанке, так заинтересовавшей нас.

Лет семь назад один молодой пенджабец по имени Сатьяпал Капур окончил с отличием местную школу изящных искусств и, одолжив у своих друзей полторы тысячи рупий, уехал во Францию, чтобы продолжать свои занятия живописью. С полгода, едва сводя концы с концами, он перебивался в Париже, а когда карманы его опустели, перебрался в Англию с благим намерением заработать побольше денег и возобновить прерванные занятия. В Лондоне ему повезло — он быстро устроился на обувную фабрику. Здесь-то и познакомился он с Эвелин Баркер, двоюродной сестрой Фрэда Баркера — одного из фабричных клерков. С этого дня Сатьяпал стал регулярно встречаться с Фрэдом и его сестрой: оказалось, что Фрэд тоже интересуется живописью, а Эвелин, после того как однажды Сатьяпал показал ей свои наброски и несколько небольших картин, принесла ему на суд собственные этюды. Молодые люди полюбили друг друга, и вскоре Эвелин стала госпожой Капур. После свадьбы они перебрались в Париж. У Эвелин было четыреста фунтов стерлингов, и Сатьяпал в течение года закончил курс живописи.

А спустя еще год, когда они прибыли в Индию, их было уже трое, ибо незадолго перед тем Эвелин стала матерью. Здесь им сразу же пришлось столкнуться с трудностями. Сатьяпал думал открыть в Бомбее маленькую студию, но оказалось, что на это требуются большие средства, а деньги у них были уже на исходе. Итак, нужно было немедленно найти работу. Самое большее, на что мог рассчитывать в Бомбее молодой художник, — это устроиться в какую-нибудь коммерческую студию. Иного выхода не было, и Сатьяпал поступил в рекламное бюро одной фирмы.

За три года изнурительной работы он сумел написать лишь несколько настоящих полотен. Картины эти получили самые лестные отзывы местных знатоков, но не принесли желанного дохода. В конце концов Сатьяпал бросил рекламное бюро и вместе с семьей переехал в Дели. Здесь в течение полугода он безуспешно искал хоть какой-нибудь работы. Длительные лишения подорвали его здоровье, и когда он, наконец, обратился к врачу, то услышал страшное слово — туберкулез…

Эвелин продала все, что было у нее ценного, и, спасая мужа от губительной летней жары, привезла его в Симлу. Здесь она сняла двухкомнатную квартирку и теперь, не имея возможности нанять прислугу, сама занимается уборкой, сама готовит обед, бегает в аптеку за лекарствами и кормит больного мужа. Малыш постоянно просится к отцу, но муж не разрешает ей рисковать здоровьем ребенка. Чтобы развлечь малыша, она отправляется с ним гулять, каждый раз обещая купить ему много красивых игрушек и разноцветных шаров…

Когда Сатиш закончил рассказ, на глазах у него блестели слезы. Желая скрыть свое волнение, Сатиш отвернулся и сделал вид, что любуется снежными вершинами. Потом тихо добавил: