Хозяин Проливов

— Именно так, — кивнул Аполлон. — Умойся у источника и иди проститься с матерью.

— С матерью? — удивился Гиакинф. — С какой матерью? Моя мать погибла лет семь назад. Ее убило в грозу рухнувшим деревом. — Круглые глаза мальчика непонимающе хлопали ресницами.

«Че-ерт! — только и мог протянуть про себя Феб. — Опять я влип. И кто бы это мог меня подставить?» Были там кукушки не были, не имело значения. Главное, Великая Мать снова обвела его вокруг пальца. И всучила мальчишку, от которого еще неизвестно чего ждать! Кажется, Гиакинф понял, что произошло что-то недоброе. Выражение его лица стало жалким.

— Ты меня не возьмешь?

Феб хлопнул нового спутника по плечу.

— Куда ж я денусь? — вздохнул он. — Идем. Я познакомлю тебя с Марсием.

— Я же говорил, ты маньяк. — Рапсод окончательно проснулся. — Ну и куда мы теперь?

— Домой.

Лаконичный ответ лучника осчастливил ворчуна. Возвращение на Делос сулило Марсию встречу души, жившей во флейте, с головой, торчавшей на дереве, и шкурой, висевшей у входа в пещеру. Рапсод надолго заткнулся, пребывая в блаженстве. А Аполлон и Гиакинф были слишком поглощены друг другом, чтоб дорогой обращать внимание на редкие вспышки его ипохондрии. Делос казался гиперборейцу благословенным местом, где он на время сможет укрыться от всевидящего ока верховных богов. Их пристрастное внимание к его скромной особе несказанно утомило Аполлона. Он мечтал о покое и забвении.

Гиакинф оказался прекрасным товарищем. Феб целыми днями шатался по окрестным лесам с луком за плечами, а юноша управлялся по хозяйству. Его руки хранили живительную силу бога цветов. В благодарность за предоставленное убежище он преобразил окрестности. Раз вернувшись с охоты, Феб не узнал своей пещеры: все цвело и благоухало тысячью оттенков и ароматов, словно с неба упала радуга, разбившись на мириады блестящих капель. Яркие, как кровь, анемоны, белые недотроги нарциссы, горделивые ирисы у порога, ковер плюща над входом — цветы всех времен года, как волны, штурмовали пещеру Аполлона. Снежный буран глициний швырнул в лицо лучнику белые лепестки, когда он поднимался по склону.

— Хоть я и покровитель всего прекрасного, — хмыкнул Феб, — но садоводство мне никогда не давалось. Ты исправил положение, малыш.

Гиакинф просиял от счастья. Его обожаемый друг и покровитель не был щедр на похвалы.

— Феб, ты что, потерпишь этот балаган? — возмутился с Дерева Марсий. — Немедленно верни все к благородной простоте!

Лучник только пожал плечами и зашагал в дом.

— Тебе изменяет вкус! — неслось ему в спину.

Под сенью пещеры он возлег на волчьи шкуры и позволил Гиакинфу массировать себе спину, до тех пор пока не заснул. Его разбудил звук рожка, и сперва Феб вообразил, что к нему в гости пожаловала сестра Артемида, но, выйдя из пещеры, он обнаружил сидящего на камне вестника Гермеса. Тот растирал усталые ноги и с некоторым удивлением поглядывал вокруг.

— Эка у тебя… пестро.

— Не нравится? — враждебно насупился Аполлон.

— Давай, Гермес, — с дерева закричал Марсий, — вправь ему мозги! Совсем ополоумел, потакая своему мальчишке!

— А-а, — протянул вестник, заметив в глубине пещеры Гиакинфа, спрятавшегося за большой гидрией с водой. — Ну, это не новость. Зевс, тот вообще затащил своего любимчика на Олимп. В отместку Геро за холодность.

— Какого любимчика? — не понял Аполлон. Он сильно отстал от придворной жизни.

— Ганимеда, сына царя Троса. И главное: поймал его на петуха. Старый греховодник!

Аполлон почувствовал, что сплетни с Олимпа все еще занимают его. Он не хотел признаваться себе, как остро мечтает вернуться в избранный круг. Но вернуться в силе и блеске, а не как проситель, униженный скитаниями и гневом богов.

— Зачем пришел? — мрачно осведомился лучник.

— Зевс велел узнать, правда ли, что ты сошел с ума.

— Я? — опешил Аполлон.

— Геро говорила о каком-то городе на побережье, куда ты якобы ворвался волком и загрыз всех детей.

Лучник поперхнулся.

— Значит, правда, — угрюмо воздохнул Гермес. — От кого, от кого, а от тебя не ожидал.

Гипербореец молчал.

— Но сейчас-то ты, надеюсь, в здравой памяти? — Вестник прищурился.

— Зачем тебе? — Голос Феба звучал глухо.

— Зевс собирает совет. Хочет знать, что делать с Гераклом. — Тон Гермеса снова стал дружелюбным. — А ты Гераклу знакомец. К тому же всегда славился хитроумием. Так что летим, — заключил он. — Можешь и мальчишку своего взять. На Олимпе это теперь модно.

Последние слова Гермес обронил как бы невзначай и был сполна вознагражден, заметив, как запылали щеки Гиакинфа и помрачнел Аполлон. Сначала Феб и слышать не хотел мольбы мальчика показать ему сад богов. Но Гермес вступился за Гиакинфа и был столь красноречив, а сам юноша столь несчастен, что постепенно сердце лучника смягчилось. К тому же камень уже был брошен — честолюбие Аполлона задето. Он сто лет не был на Олимпе и не хотел выглядеть провинциальным невежей. Тем более что интуитивно, у себя в глуши, следовал высокой моде богов на юных спутников.

— Ладно, летим, — наконец сдался гипербореец. — Только приведу себя в порядок.