Хозяин Проливов

Тем временем Ганимед по просьбе Гиакинфа показал ему сад богов. Он тянулся с хребта на хребет, из горной долины в долину, а где требовало искусство красоты, перекидывался и на небо. Тучи — неверные островки небесной тверди — поминутно отрывались от вершины и отчаливали в чужие края, благоухая призрачными вишнями и переливаясь лепестками цветов, таявших на глазах.

Ганимед открыл золотую калитку и подтолкнул онемевшего гостя в спину:

— Иди один. Здесь цветы рассказывают страшные сказки. — Мальчик поднял своего любимого петуха под мышку и отступил с дорожки.

Гиакинф пожал плечами. Он не понимал, как можно бояться открытой поляны, залитой солнцем, где трава льнет к ногам, а ветки сами гладят тебя по голове. Спутник Аполлона сделал шаг и сразу же очутился в центре сада. Элизиум был так устроен, что, где бы ни находился гость, ему все время казалось, будто деревья, птицы, кусты, водопады — все вращается вокруг него. Каждый норовил поведать свою историю, Это и понятно: стоя на месте, устанешь рассказывать соседям одно и то же и выслушивать их старые песни. А новых ни у кого не было.

Прямо перед Гиакинфом расстилалась солнечная лужайка, посреди которой росла величественная ель. У юноши перехватило дыхание. Он задрал голову, чтобы рассмотреть ее верхушку, но тщетно. Дерево разрывало лазурный свод небес и продолжало расти там, где синева сменяется звездной чернью.

— Ну и о чем ты задумался? — услышал Гиакинф насмешливый голос.

Нижняя ветка качнулась, и перед юношей возник полупрозрачный человек, одежда и волосы которого все время шевелились, будто обдуваемые ветром.

— Я Зефир, — сказал он. — Люблю покачаться здесь на ветках и позвенеть колокольчиками. Так о чем ты думал?

— Я думал, — немного растерялся Гиакинф. — Мне показалось, что такое дерево действительно может быть центром мироздания.

Человечек зашелся свистящим смехом. Казалось, что в уши с обеих сторон колотят две струи ветра.

— Хочешь, я на него дуну? — Зефир повернулся к ели. — И он тебе порасскажет.

— Кто он? — не понял Гиакинф.

Вместо ответа человек выпустил на дерево целый ураган.

— На него надо много ветра, — пояснил Зефир. — Иначе не раскачаешь.

Одна из разогнувшихся веток ели с силой хлестнула по прозрачному телу, и Зефир отлетел в дальний конец сада.

— Простите, если побеспокоил, — Гиакинф с опаской попятился.

— Я спал, — недовольно проскрипела ель. — Какие вороны тебя здесь носят?

Дерево разлепило корявые веки и смерило гостя оценивающим взглядом. Звук, который оно издало, можно было бы назвать свистом, если б елки умели свистеть.

— Я тоже был красив, — заявила ель. — Как и все здесь. Красота губит мир.

— Я не понял…

— Меня звали Аттис. — Колючая ветка коснулась загорелого плеча Гиакинфа, и на юношу повеяло прохладой. Той, что даже в самый жаркий день царит у корней ели. — Меня избрали жрецом Кибелы, потому что я был красивее всех, сильнее всех, удачливее всех. И Великая Мать полюбила меня. — Дерево скрипнуло. — Сначала я считал себя счастливцем. Моя возлюбленная была могущественна, точно все боги собрались в ней одной. Прекрасна — точно все женщины соединились в ее лице. И неутомима, точно сама земля помогала ей вытребовать для себя семя. Но я-то был всего-навсего человеком и не мог вращать на своем стержне целый мир! — Ветки возмущенно зашелестели, осыпая голову Гиакинфа сухими иглами.

— Я надеялся, что после года службы меня сменит другой юноша, — продолжал Аттис. — Но Кибела не пожелала расстаться со мной. Уже новый царь носил еловую корону, а она все преследовала меня по полям и лесам, ревнуя не только к женщинам, но и к деревьям. Пустое чувство! Я уже был ни на что не годен. — В скрипе дерева Гиакинфу почудился грустный смех. — Дети кидали в меня камнями, женщины гнали с реки мокрым бельем, лишь бы я не навел на них гнев богини. Кибела видела все и смеялась, она приходила ко мне и говорила: отдай. Наконец я не выдержал, однажды утром взял острый камень и отсек себе шишки… я хотел сказать, ядра… я хотел сказать…

— Спасибо, спасибо. Он понял. — Насмешник Зефир вернулся на поляну. — Аттис хотел сказать, что с тех пор на нем не растут шишки.

Потрясенный Гиакинф задрал голову. Шишек действительно не было.

— Эта ель никогда не даст семян. Таково наказание Кибелы. — Зефир подтолкнул юношу в спину. — Идем послушаем лучше фиалки.

— Под ними тоже похоронен какой-нибудь несчастный? — с опаской спросил Гиакинф, стараясь уклониться от объятий ветра.

— Нет, что ты! — рассмеялся тот. — Всего лишь невинный дар влюбленного Зевса. Громовержец подарил их малютке Ио в утешение за то, что Геро превратила ее в корову.

— Слабое утешение, — вздохнул Гиакинф.

— Тем более на голодный желудок, — поддержал его новый знакомый. Он пожирал юношу глазами и льнул к нему, гладя бронзовую потную кожу.