«Федор! Ответственно поручаю тебе блюсти и превентивно оберегать границы моего личного спокойствия и жилищного пространства (квартиры, то есть), дабы избежать в будущем эпизодов с излитием соплей и распусканием нюней! Я тут порыдаю пару дней немножко. Исключительно в целях профилактики оборудования, и чтобы квалификацию не утратить. Не беспокой. Катя.»
— Катенько? – Фёдор материализовался в ногах, на кровати и бесцеремонно ринулся лапать мой лоб. – Заболела, звезда наша? Или не звезда? — протянул озадаченно, — на гусеницу сейчас сильно похожа. Зелёная такая чего?
Из-за двери запахло тостами и ванилью. Всё-таки золотой он у меня. И полезный. Кофе, правда, отвратительный варит. Но это ничего. С этим я и сама справлюсь. Вот только одна беда – вставать в свои мрачные будни я отчаянно не желала.
— Катька, ты ревёшь сейчас что ли? – глаза рыжего привычно округлились. – Ты это… не смей этого! Знаешь же, не люблю!
3
— Угу, — всхлипнула осторожно. Вот и не буду. Ну сбежал от меня мужик четырнадцатого февраля. Ну не из ЗАГСА же, правда? Вон у Наташки из бухгалтерии со свадьбы из ЗАГСА она сама же и сбежала. Скандал был с видеоматериалами на все социальные сети. Несостоявшийся муж постарался. И сразу у него как-то личная жизнь на почве миллиона просмотров наладилась. Причём, многократно.
Надо согласиться, что это было бы куда хуже. Подумала так и рассердилась даже. Из ЗАГСА! Вот ведь какой подлец! Мог бы быть… Но ведь нет же. Повезло мне как, значит. Поэтому я сейчас пореву прям немножко. Пол денёчка только и радоваться начну сразу. Что со мной ничего этого не случилось. Ни ЗАГСов, ни соцсетей с побегами. И всё-таки тихонечко взвыла. Не сдержалась. В голос.
Домовой охнул и заметался по комнате:
— Не поверит… Голову открутит… Точно, как обещал… Усы щипчиками укоротит… И не только усы! Кстати, а что именно-то? – Федя замедлился, бросил в меня пытливым и растерянным взглядом и побежал вокруг комнаты дальше.
— Ссс..то…ять! – неровно скомандовала я.
— Да что ж за карма-то сегодня у меня такая? Катюш, а? То сидеть, то брить, то стоять, то готовить? Кто ж это выдержит? Как крестьянка в крепости живу у тебя, — застенал тот, который по внешнему виду ещё не веник, но не мочалка уже совершенно точно.
— Федь, ты, кстати, почему в таком виде? – вдруг прозрела я и сразу заподозрила неладное.
— В каком, в таком? – прищурился, покушенец на мою жилплощадь и тихонько попятился к двери, почти незаметно озираясь.
— В неподобающе неприглядном! На пузе у тебя что?
— Хде? – рыжие патлы бухнулись на грудь, скрывая безобразие от моего взгляда. – Какое непотребство на пузе? – бубнило невыносимое, невоспитанное но уже давно совершенно родное. –Нет тут ничего совершенно! – выпятил прикрытый фартуком, исключительно чистый фасад.
— Ещё и на кухне убираться… — в очередной раз всхлипнула я, на этот раз возмущённо, и сползла с одинокой постели.
И дальше прихожей дойти не смогла. Застала с поличным. Одетого мужика в дверях и домового на стрёме.
Вот она – настоящая солидарность, подумала я обижено, но зато восхищённо!
— Не обращайте внимания, я тут мимобёгом, — прохлюпала гнусаво и протиснулась в кухню, готовая разумеется к самому страшному. Федька же опять в масляных пятнах весь был.
Кухня вызывающе блестела чистотой и завтракать звала совершенно неоднозначно. На столе разве только цветов не хватало. Но у меня пунктик – никакой работы на дом, даже если она красивая и хорошо пахнет.
— Катюш, ты чего поднялась так рано? – встревоженный шёпот щекотнул мою шею. – У тебя кофе кончился, думал, успею сгонять, пока не проснулась.
Точно…
— Все так говорят — всхлипнула нервно и яростно заморгала. — Кто за хлебом, кто за сигаретами, а дети потом безотцовщиной вырастают.
— Катька, не позорь меня, — Федя влез прямо между нами. – А ты иди, добрый молодец, с Богом, видишь нервы у нас никуда не годятся. Без порошка этого вашего чёрного вонючего – никак. Да хлебушка ещё не забудь.
— Сгинь, нахлебник, — за спиной недвусмысленно затрещали пальцы, а Фёдор стремительно испарился.
— Я не «на..», я «от..», — уточнил откуда-то сверху. – То есть, или я, или хлебушек – вот совершенно точно.
— Катюш, почему плачешь? – меня развернули к себе безапелляционно и властно, а следом послышался горестный вздох.
— А разве ты не бежать от меня собрался? Ну так иди, ни в коем случае тебя не держу.
— С чего такие выводы?
— Ну эту сопливо-розовую истерию не каждый человек в здравом уме выдержит, — спрятала за ладонью слишком очевидно припухшее лицо. — И я вполне тебя понимаю, что ты предпочитаешь незаметно свинтить, что б тебя рикошетом не приложило.
— Какую ещё истерию, Катюшк? Что ещё произошло, чего я не знаю?
— Какое число сегодня, в курсе?
— Четырнадцатое. Мы двадцать четвёртого, в Сочельник познакомились. Нам рано ещё истерить.
— Да? – с интересом взглянула на такого… такого мужчину. – Думала двадцать восьмого, — пробормотала озадаченно. – Праздник сегодня. Самый дурацкий из всех.