...стоило мне очнуться утром этого коварного дня, как пришлось осознать со всей очевидностью: вот оно. Началось. То есть, начался. Он – неминуемый… коллапс отношений.Мужик тут в прошлом, то есть ночью, совершенно точно имелся. Но, не выдержав гнёта обстоятельств, сбежал, дабы не истреблять послевкусие от огненной ночи горечью грядущих разочарований. Молодец, между прочим. А мог бы ведь и испортить мне своей хмурой мордой лица весь день...
Самиздат, сетевая литература18+Василиса Раса
Хозяин. 2. Хозяин. Солидарность
1
— Федор, убери усы, — мрачно донеслось из ванной.
— Что не так, Андрюшенька? Хорошие, между прочим, усы. У Будённого такие были.
В ванной от души подавились бранью.
— И Будённого видел? – процедили угрожающе и, вероятно, свирепо.
— Бабушка моя. Портретиком его владела. Отличные усы, тебе говорю, чего тебе не хватает? Лучшие выбрал! – порицаемый Андреем стилист опасливо удалялся от двери.
— Убери, я сказал!
— А то что? – неожиданно смело фыркнул домовой из кухни.
— А то за Фомой сегодня же поеду! – категорично донеслось из-за двери.
— Ты, Дрюшенька, не понимаешь, Фома – это тебе проблема, а не мне. К тому же, убёг он, конечно, уже давно. А усы – это Катьке подарок!
— Какой, твою рыжую … подарок?! Ты сам-то это растение видел? Это – гимн импотенции и воздержанию! Убери, я сказал.
— Ой, как раскомандовался, только поглядите, — пробе-бекал домовой и скрылся теперь в прихожей на антресоли. – У меня, может, травма! – голос из-за коробок звучал приглушённо. – Мне, может, теперь только молока и ласки в ненормированном объёме!
— Это какая ещё травма? – густо намыленное лицо, шёпотом матерясь, высунулось из ванной. – Я сейчас как только застрадаю недостатком пиетета к фольклору, — пообещало грозно, придирчиво осматривая станок. – Убери, говорю, эту гадость! Я ж до обеда бриться буду!
— И ничего не гадость. И очень, между прочим, по-мужски, – затараторил жарко Фёдор. — Вот так лучше? — спросил участливо. — Я вообще-то разные к тебе примерял. И те – ну прям вылитый генерал!
Оволосевший поморщился.
— Это ты просто не полной информацией располагаешь, — почесал примечательную бальбо[1] на мятом спросонья лице, — О роли растительности на физиономии в самоопределении полов, — «Лицо» кривилось и морщилось, осмотром станка однозначно недовольное и добавил, задумчиво примеряясь к покрытой густой щетиной левой щеке: — Полагаю, что по причине дремучести и неприятии в описалове мира мужеложества и прочей цветной му…рунды.
— Что болтаешь-то, Андрюшенька? То ж – бо-ро-да! – Фёдор высунулся с антресоли, возмущённо потрясая ладонью с узловатыми пальцами. Свесил ноги в новых жёлтых кедах вниз и закинул в рот пригоршню нечищеных орехов. — Причём тут содомия? – тоскливо уставился в окно.
— Я тоже в детстве так думал. Угу, — поделилось мыльное лицо из-за двери, разбавляя мемуарами матерщину. – Про брутальный и романтический образ геологов. Ага, — мат неожиданно стал крепче и многажды громче. – Ну убери уже это безобразие, я говорю! Катю только расстроишь!
— Ей понравится, – уверенно нахмурился домовой.
— Я изрезанный – точно не понравится.
— Ты, Андрюша, и с разодранной мордою у нас красавец. И вообще…
— Это что еще за «и вообще»? – сверкая поцарапанными и совершенно голыми щеками, «Лицо» мрачно выдвинулось из ванной.
— Опора наша, — грустно выдохнул владелец правой прихожной антресоли. – Добытчик и защита там, — махнул отчаянно рукой окну.
— Так. Я сейчас не понял, это что за выброс? – «Лицо» грозно нахмурилось. – Это, конечно, плюс два к броне и восемь к защите. Но минус сто от здоровья за выходку тебе явно не закрывает.
Федор подобрал под себя ноги и сдавленно всхлипнул:
— Катька!
— Что с Катей? – тревожно нахмурился тот самый «качественный мужик».
— Катька-то наша! – Федя в голос взвыл. – Чуб… чуб… — сдавленные всхлипы и рыдания разносились по пустой прихожей.
— Ну?! Возьми себя в руки! Скажи, наконец, мне правду! – Безбородое уже «Лицо» бессовестно давилось и морщилось. Предположительно, сопереживало.
— Чупакабру ночью выбирала-а-а-а! Взамен меня-я-а-а… — рыдания сделались несдержанны и звуками неприличны. – В прошлом году только этого рыжего выжил. Тебя вот завёл. Ну что ещё-то ей надо? А она? – Федя поднял трагический взгляд и всхлипнул в коленки.
— Угу, — «Лицо» подвигало рукой подбородок. – А с чупакаброй ты, значит, никак?
— Никак, касатик, — страданье в Федином лице мешалось с крайней степени приязнью. – То есть, совсем никак. Да и как тут? Оно ж страшное-то какое! Хвост лысый. Уши – во! Оно ж себя хозяином засчитает. Хоть не шерсть, но вонизма, тапки эти опять же…
— Понимаю, — «Лицо» осторожно потрогало самую большую царапину под скулой. – Бунт, значит.
— Ну уж не бунт. Что ты… А детки пойдут? Это ж никакого эстетизму для развития.
— Не соглашусь. Выглядит интеллигентно. Хоть и жути, конечно, по началу нагоняет, да.
— Ну так, что делать? Что делать-то будем, Андрюшенька? – глаза домового отчаянно горели последней надеждой.
— Резать к чёртовой матери! – решительно оповестило «Лицо».
— Катьку? – взвизгнул домовой и в ужасе скатился с антресоли Андрею под ноги.
— Шумашашёл? – «Лицо» зевнуло. Холодильник ему в ответ испуганно вздрогнул и поспешно закрылся. – Борода опять растёт! Выключи её уже к е… дрене фене! Я так совсем опоздаю.
Из-под стола сдавленно всхрюкнуло:
— Отличная борода. Не понимает современная молодёжь ничего в мужеском виде.