Хозяин Спиртоносной тропы

— Для начала, смею заметить, у вас вон в той котомке хляжка со спиртом имеется. И колбасой пахнет. Вам его на двоих много, вы его мало употребляете, на лице написано. А мне для совета полкружки не помешает.

Товарищи переглянулись, без слов поняв намек. Вениамин вытащил емкость с горячительной жидкостью, кольцо колбасы, кружку. Дед проворно подскочил с чурки, сильно хромая культей, забежал в сарайчик:

— Сюда несите, чтобы бабка моя не лицезрела.

Выпив спирт, закусил колбасой, вернулся назад, сел на свое место. Прожевав копчености, покачал головой:

— Чтобы местность посмотреть, вам на ту гору подняться надо, — показал рукой на недалекий голец на юге, именуемый среди людей Клади. — С него все хорошо видно. Чтобы туда пройти, проводник нужен. Я вам не помощник, с одной культей далеко не уйду. А вот Кузька тропу укажет, коли попросите, он там был. Так ведь, Кузя? Проводишь аньжинеров на Екатериновский хребет?

— Отчего же не сводить! Можно, — выгнув грудь колесом, важно ответил Кузя. — Только вот… — покосился на окно, — мамка, верно, не пустит.

Слышавшая весь разговор от начала до конца за косяком, Катя шмыгнула в избу, доложила Анне. Та выскочила на улицу с тряпкой в руках, подперев руками бока, сузила глаза:

— Ты куда это собрался? — И Мирону: — А ты что, Дыб-нога, мне тут сына путаешь? У него вон дома работы навалом! Картошку пора тяпать, забор подновить…

— Мы заплатим! — перебил ее Вениамин.

Аргумент был весомым: Анна замолчала, думая над предложением. С потерей кормильца семью ожидали денежные трудности, попутный заработок не помешает.

— Ну, если ненадолго, — после некоторого замешательства ответила она. — Когда вернетесь?

— День-два. Самое большое — послезавтра к вечеру.

— Хорошо, идите. Но чтобы через две ночи он был тут, его на работу пора устраивать, — махнула рукой Анна и хотела уйти в дом.

— Постой, соседушка! — тонким, плаксивым голосом остановил ее Мирон. — Не откажи в милости, налей в память о мужике своем. Душа просит!

— Она у тебя каждый день просит!

— Дак то же без повода, а тут как-никак я тебе помочь оказал!

— Какую такую помочь? — удивленно вскинула брови она.

— Кузьку на работу устроил.

— Ты устроил? А что, мы бы без тебя не сговорились?

— Как знать!

— Ох, и вымогатель ты, Мирон. Знаешь, когда запрос делать! Ладно уж, так и быть, налью в память о муже немного в кружку. Но больше не проси! А то твоя бабка вон на меня опять ворчать будет.

— Что ты, добрая душа! — подскочил старатель с чурки и, едва не приплясывая, поспешил за ней. — Я ить, прежде чем домой идти, сначала у речки под кустом высплюсь, чтобы на тебя подозрения не было.

— Да, поспишь, — с укоризной отмахнулась Анна. — Только не бултыхайся, как в прошлый раз, а то протез уплывет.

— Как же теперь он уплывет? Я его вон к поясу привязал!

Нисколько не стесняясь окружающих, дед Мирон тут же сдернул штаны, показывая подвязанные к поясу помочи. Вместе с ними зацепил и кальсоны, оголив белоснежные ягодицы. Все, кто видел эту картину, отвернувшись, засмеялись. Сконфуженный Мирон тут же натянул одежду назад, но этого было достаточно, чтобы Валентина Рябова давясь от смеха, заметила:

— Когда же ты, дед, последний раз в бане мылся?

Золотой крест «Семи Братьев»

Никто не знает, когда в долине реки Чибижек появились первые русские землепроходцы. Вероятно, это были промысловики, охотники за мягкой рухлядью — сибирским соболем. История доподлинно преподносит нам факты средневековья, рассказывая, что купцы и бояре носили собольи шапки, рукавицы и шубы. Высокая цена на шкурку этого хищного зверька всегда имела завидное постоянство, что толкало челядный люд на пушной промысел. И шли простолюдины за Каменный пояс и далее в поисках достойного заработка, постепенно осваивая бесконечные просторы дремучей тайги.

Не все так гладко складывалось у первопроходцев. Постоянные притеснения инородцев, воевитых князьков тюркских племен, на чьи земли ступила нога отважных охотников, не давали полноты владения территориями. Многие десятилетия они были втянуты в постоянные кровопролитные стычки, пока отважный казак Ермак не перетянул свои лодьи через междуречье Оби и Енисея.

До пришествия в Сибирь русских, этот дикий край славился «богатимыми запасами разной лесной твари, леса ядреного небо подпирающего, земель непахотных яко сало у порося жирными, а такоже каменьями желтыми, ценность имеющими». Добытую пушнину мерили «сороками сороков», границы угодий — «иде пуля упадет», а намытое золото — «покуда у мерина хребет не хрястнет». Повальное нашествие крестьян из-за Урала, бежавших от кабалы и барщины в поисках свободы и воли, было сравнимо с «наплывами волны морской, смывающими и сметающими все и вся на своем пути». Бесконечные обозы с мягкой рухлядью с годами начали постепенно укорачиваться, а к концу девятнадцатого века стали единичными: бесконтрольно истребляемый всеми доступными, подчас хищническими способами, соболь стал редкостью.