Хозяин Спиртоносной тропы

К своему времени — 1908 год — Спасо-Преображенская засечка (штольня) на одноименном прииске имела достаточно современную технологию добычи рудного золота. Здесь уже имелась небольшая, доставленная зимой на лошадях, паровая, работающая на дровах, электростанция. За счет нее питались насосы, подающие к горным выработкам воздух и откачивающие воду, а также небольшой, около трех кубов, барабан с чугунными шарами для дробления руды на поверхности. Это была одна из немногих засечек на приисках, где руду уже выдавали небольшими, до 800 литров, вагонетками, вытягиваемыми по рельсам лошадьми. Лошади проживали тут же, в горе, в специально вырубленных отсеках, именуемых конюшнями. Их не выводили на поверхность, отчего вследствие недостатка света последние быстро становились слепыми, но тем не менее, хорошо помнили дорогу, по которой двигались. Интересен факт работоспособности этих животных: по окончании рабочей смены, фиксируемой каким-то сигналом — свистком или гудком, но более всего ударом железа о железо — они останавливались, ожидая когда их распрягут. Потом самостоятельно, без коногона уходили в конюшню, где их ждали овес, сено и вода.

Первые электростанции выдавали еще недостаточно электроэнергии, чтобы в засечку можно было провести свет: люди работали при карбидных лампах. Проходка производилась следующим образом: первый проходчик держал закрепленную на прутке шарошку с высокопрочным сплавом на головке, по мере углубления поворачивая ее. Второй бил по ней кувалдой. Через определенное время забойщики менялись. Норма проходки определялась в зависимости or прочности скального наслоения. Обычно забойщикам надо было пробить до десяти шпуров в смену, глубиной пять вершков каждый (вершок — 4,5 сантиметра). После смены в забой приходил замерщик, замеряя до миллиметра глубину шпуров. За ним взрывник закладывал в них динамит и подрывал стену. Оторванный скальник грузился в вагонетки и перевозился из засечки к барабану, где перемалывался чугунными шарами.

Добыча рудного золота была примитивной, трудоемкой и не всегда продуктивной. Следуя по золотой жиле в горе, рабочие могли в один день потерять ее, так как та могла уйти в любую сторону или кончиться. А следовательно, не получить достойную заработную плату, которой бы хватило до следующего сезона. Преимущество рабочих мест в засечке предоставлялось местному населению, так как работы в ней производились в любое время года. В засечке, или, как ее еще называли, в горе широко применялся женский труд. Приблизительно половину работы — откатку руды в вагонетках, зачистку забоя лопатой, откачку воды и прочие вспомогательные дела — совершали женщины. Это объяснялось не только нехваткой мужских рук, но и тем, что им платили в два, а то и в три раза меньше, чем мужчинам, несмотря на то, что рабочая смена длилась двенадцать, а то и четырнадцать часов.

Ждать пришлось недолго. Видимо, кто-то передал по засечке Заклепину, что его ждут, и тот не замедлил выйти. Увидев Кузьку, управляющий оторопело уставился на него, не веря своим по-рачьи выпученным глазам. Первые его слова были непонятными:

— Так быстро?

— Что быстро? — поднимаясь с чурки, шагнув навстречу, переспросил Кузя.

— Это хорошо! Очень хорошо! — немного нервничая, засуетился Заклепин. Он не ожидал, что пацан быстро освоит навык общения с дурной кобылой, сразу решил попробовать Кузю в деле. — Вот ты-то мне позарез как нужен. Дело есть. Надо срочно бумагу деловую увезти управляющему на Крестовоздвиженский прииск. Знаешь, где находится? Да, туда, вниз по реке. Хорошо, что был там. А контору видел? Нет? Ну, спросишь там у кого-нибудь, покажут. Так вот… — Присел на чурку, достал из кожаной сумки на боку бумагу, карандаш, стал писать. — Есть там такой управляющий Василий Коробков. Передашь ему вот это письмо, пусть прочитает и тут же ниже отпишет ответ. Заберешь ентот документ и назад ко мне возвертайся, я буду ждать. Вот это тебе мое первое поручение. Все понял?

— Как не понять? Понял, — важно выпятил грудь Кузя, принимая бумагу. Скомкал ее, запихал за пазуху.

— Ты как изволишь с письменами обращаться? — рассердился Заклепин. — Разве так можно с документами работать? Это тебе что, картошка?

— А что такого? — не понимая, что сделал, вынул листок Кузька.

— Любая бумага — это ценность! — ткнув пальцем в небо, зашипел управляющий. — А слово на ней может быть дороже любого самородка, понимать надо. Знаешь, сколько трагедий было из-за вот таких вестовых, кто с пренебрежением относился к деловым бумагам?

Лекция затянулась минут на десять. За это время Заклепин коснулся времен Клеопатры, не забыл упомянуть свитки древних римлян, вспомнил Петра Первого и Екатерину Вторую, в итоге остановился на поддельном документе вестового Вологуева из Петропавловского прииска.