– Ты был бы виноват только в том случае, если бы я повёл шоносар войной на Нэжвилль, а ты шёл бы со мной по мою правую руку. Но я этого не сделаю. Я отдал сестру королю не для этого.
Когда стемнело, Оташ объявил привал. Впереди виднелся небольшой перелесок, и шоно сказал, что они расположатся на его опушке. Юрген тут же принялся разводить костёр, чувствуя на себе пристальный взгляд Рейна.
– Давайте я приготовлю чай! – предложил Карсак.
– Это в чём же, интересно? – спросил Шу.
– А вот в чём! – и сивар достал из сумки небольшой котелок.
– Экий же ты продуманный, – присвистнул Юрген. Оташ только молча посмотрел на котелок и еле заметно улыбнулся.
– Господин шоно, – заговорил Рейн, когда Карсак принялся готовить чай, а Юрген протянул Оташу кусок вяленого мяса, – я всё-таки хочу снова вас спросить.
– Спрашивайте, – кивнул сарби.
– Почему вы сами едете за моим секретарём?
– Потому что хочу сам разобраться в произошедшем. То, что сивары перехватили посыльного, говорит о возможном начале бунта.
– Но вы могли послать со мной любого из своих воинов. Приказали бы ему, и он бы доставил Найтли в шоносар. Так что это не ответ, господин шоно.
– Хорошо, – Оташ вздохнул. – Юрген считает Олафа своим другом. Более того, Олаф пострадал из-за меня. Ведь сивары думали, что у него моё письмо. Я должен был поехать. Такой ответ вас устраивает?
– Мясо будете? – осторожно спросил Юрген, протягивая кусок Рейну. Арчибальд на мгновение замер. В его глазах читалось непонимание, смешанное с удивлением. Затем он взял мясо из рук Шу и тихо ответил:
– Благодарю.
Чай, приготовленный Карсаком, пах очень ароматно, и Юрген уже не сильно удивился, когда увидел, как сивар достаёт из сумки сложенные одна в другую чашечки. Карсак начал разливать чай и по традиции протянул первую чашку шоно.
– Сам сначала выпей, – проговорил Оташ.
– Но… – Карсак не то обиделся, не то смутился.
– Ты же тактик, должен понимать, – ответил шоно. – Слышал, как погиб отец Тендзина?
– Великого Тендзина? – переспросил сивар. Оташ кивнул. – Нет, не слышал.
– Он вот также пил чай на привале. Домой после этого он уже не вернулся. Так что пей, тактик.
Карсак молча сделал несколько глотков из чашки.
– Теперь нам наливай, – кивнул Оташ.
– Всё равно это неразумно, – проговорил Карсак.
– Неразумно? – шоно даже показалось, что он ослышался. Даже Сагдай не позволял себе говорить такое.
– Конечно, неразумно, – повторил сивар. – Яд может быть и медленным. А я могу и принять смерть ради высшей цели.
– Надоел ты мне! – раздражённо проговорил Оташ. – Давай сюда свой чай!
– Мне тоже давай, – сказал с интересом наблюдавший за разговором Юрген.
– Не думаю, что сивары рискнуть отравить посла Нэжвилля, – произнёс Рейн. – Мне тоже налейте, будьте так любезны.
– Теперь давайте спать, – распорядился Оташ, выпив чай. – Я вас разбужу ещё до рассвета, будьте готовы.
– Изверг ты, – проговорил Юрген.
– Изверг и тиран, – согласился шоно. – Спи давай и не вздумай замёрзнуть.
– А ты смотри не проспи.
Когда Оташ потряс Юргена за плечо, чтобы разбудить, Шу показалось, что он даже не успел уснуть – так быстро пролетело время. Карсак сонно убирал свою посуду в сумку, а Рейн выглядел вполне бодрым. Потушив костёр, они двинулись в путь.
– Смотрите! – вдруг закричал Карсак. – Это же кровь на ветке!
Подъехав ближе, Оташ убедился, что сивар был прав. Набухшие зелёные почки на ветке были испачканы кровью.
– Это Олафа? – догадался Юрген.
– Скорее всего, – кивнул шоно. – Едем.
Шу посмотрел на Рейна, ожидая увидеть на его лице беспокойство, и действительно увидел его. Пусть Арчибальд промолчал, но он волновался за своего секретаря, и это было очевидно.
– Вы переживаете, – проговорил Юрген.
– А не должен? – отозвался Рейн.
– Не знаю, я думал, что вас кроме благополучия Нэжвилля и вашей службы ничего не волнует. И что люди для вас только пешки.
Арчибальд промолчал.
Рассветное солнце скрывала густая пелена облаков. Холодно не было, но в воздухе чувствовалось приближения дождя. Юрген не любил дождь. Вернее, не так. Раньше он, сидя на подоконнике, мог подолгу наблюдать за тем, как капли дождя бьют по оконному стеклу в его комнате. Юрген знал, что не нужно было никуда идти, он брал с постели подушку и тёплый плед и устраивался на подоконнике с книгами или учебниками. Дождь успокаивал. Под его серую монотонность легче учились новые слова, спрягались глаголы и склонялись существительные. Перевод стихов наполнялся эпитетами, а философские изыскания учёных мужей не казались скучными.
С тех пор как Юрген покинул Нэжвилль, ему везло с погодой, если, конечно, не считать холодов. Дождь шёл пару раз, но Юрген пережидал его в гере. Сейчас Шу очень не хотел промокнуть, даже не столько из-за неприятных ощущений, сколько из-за боязни снова простудиться. Ему не хотелось выглядеть слабаком перед Оташем. Сам шоно купался в холодной реке, как и его приятели, а у Юргена от одной мысли об этом по коже бежали мурашки.