Сняв фрак и ослабив шейный платок, Лоуренс сел на диван. Опустив руки на спинку дивана и небрежно перекинув ногу на ногу, он излучал беспечную элегантность, спокойно и непринужденно разглядывал ее, следил, когда она подошла к туалетному столику и положила щетку. Она двигалась грациозно, но неуверенно, точно напуганная голубка.
Свет отражался в ее густых каштановых волосах, ниспадавших на плечи. Свет отражался на нежной коже. Длинные темные ресницы отбрасывали веерообразные тени на нежные щеки. Глядя на нее, Лоуренс дивился странной ауре невинности, окружавшей Викторию, затем подавил недоуменную улыбку, догадавшись, что она почему-то старательно избегает его взгляда. Поведение Виктории в день свадьбы бросило ему вызов, однако, вопреки свойственной ей храбрости, она казалась поразительно робкой именно в тот момент, когда враждебные чувства между ними притупились.
– Ну что ж, – протянул Лоуренс томным голосом, отчего ее сердце растаяло, как всегда, – здесь уютно.
Уютно! Это слово вихрем отдалось в ее сознании. Виктория хорошо поняла, что под словом «уютно» он подразумевает обстановку, способствующую интимной близости. Догадалась об этом, поняла, что ситуация между ними безвозвратно изменилась с того мгновения, как она призналась, что хотела бы видеть его. Лоуренс тоже понимал это. Она обнаружила доказательство этого, пока Лоуренс смотрел на нее: в его глазах появилась незнакомая прежде нежность, что полностью лишило ее власти над собой. Она покачала головой, не веря глупому и бесполезному желанию обмануться. От прежнего самообладания не осталось и следа, никакие доводы уже не имели значения, ей негде скрыться от истины, заключавшейся в том, что Лоуренс желает ее. Они оба понимали это.
Что-то удерживало Викторию. Лоуренс вел себя непринужденно, точно у себя дома, а путавшиеся мысли подсказывали Виктории, что он относится к ней с холодной небрежностью. Это отдавало чем-то непристойным.
– Лоуренс, нам надо поговорить. Нельзя уходить от сути вопроса. Мне следует объясниться, я должна кое-что сказать вам.
– Виктория, я пришел сюда не заниматься разговорами, – возразил он и направился к ней. – Когда вы говорили, что хотите видеть меня, у меня сложилось впечатление, что вы предлагаете нечто большее, чем разговоры. Может быть, я ошибся?
– Нет… только я… не ожидала, что вы явитесь ко мне в спальню. Я… в спальне никогда раньше не принимала мужчину.
– Мне это известно. – Лоуренс коснулся ее лица, запуская пальцы в волосы. – Вы уже умеете целоваться. Мне интересно, станете ли вы целовать меня так, как это бывало раньше, прежде чем пригласить в свою постель.
От этих слов ей стало жарко, она понимала: у нее нет ни желания, ни сил выгнать его.
– Конечно, я буду… только… я надеялась, что сначала вы поцелуете меня.
Лоуренс удерживал ее взгляд. Он знал и понимал Викторию и был смущен больше прежнего тем, что собирался делать с ней. Когда они собирались пожениться, он обещал положение и надежное будущее. Тогда она оставалась девственницей, и он не возражал, ибо собирался блюсти все приличия. Однако сегодня она готова расстаться с девственностью, не ставя никаких условий. В это мгновение разум впервые напоминал ему, что от Виктории следует держаться подальше, если у него осталась хоть капля совести.
Но слабые возражения разума не могли удержать его. Лоуренс желал ее и решил овладеть. Она лишила его достоинства и будущего, которое они могли бы разделить вместе как муж и жена. Ни разум, ни какая-либо другая сила на свете уже не могли его удержать.
Лоуренс опустил голову и впился губами в уста Виктории, затем его губы устремились к ее шее, подбородку, уголкам рта, щеке, лбу. Крепкими руками он с поразительной нежностью гладил ее волосы, собирал их вместе, взвешивал в ладони, наслаждался шелковистой мягкостью. Виктория трепетала, чувствовала, как слабеют ноги, в животе завязывается узел, тепло растекается по всему телу. Он поднял ей голову и снова прильнул к губам.
Виктория коснулась его груди, обняла его за шею, привлекла к себе и поцеловала с какой-то робкой опытностью и инстинктивной чувственностью. Лоуренс почувствовал растущее удовольствие и неожиданную радость, сдерживать которую становилось все труднее. Он оторвался от губ и прильнул к ее щеке, затем к виску, целовал нежное лицо. Коснувшись языком ее губ, раздвинул их и вонзил ей в рот язык, как человек, тщетно пытающийся утолить голод. Эта женщина в руках Лоуренса стала послушной ученицей, растаяла, впилась губами в его уста и стала целовать. Бездонные янтарные глаза неумолимо влекли его в свои глубины.
После мгновения, показавшегося целой вечностью, Лоуренс перестал целовать Викторию, отступил назад и быстро снял рубашку. Его ладонь скользнула по ее руке. Виктория обхватила Лоуренса за шею, их уста снова слились в поцелуе. Целуя ее, он сумел ослабить тесемки платья и снять его. За платьем тут же последовала рубашка. Виктория даже не успела выразить хотя бы подобие возражения, она желала его не меньше, чем он ее.