— Да, для них это своеобразный заявочный столб, подобный тому, который заготовил Лифуси, — подтвердил землемер. — Если бы интервенция повторилась, и на наши дальневосточные земли стали при этом претендовать японцы или англичане, американские империалисты сказали бы: «Нет, мы — хозяева края. На его территории имеются вещественные доказательства нашего пребывания ада советском Дальнем Востоке, куда мы приходили с целью умиротворения: снаряды, мины, гранаты, карабины, взрывчатые вещества с американским клеймом. Поэтому право на нашей стороне». А если б их упрекнули в агрессии, они стали бы доказывать, что, напротив, они — обиженная сторона, они защищают на законном основании свою военную базу, созданную еще в незапамятные времена. При этом они кричали бы на всех перекрестках, что их действия справедливы и необходимы, — больше того, насилия и разбой, чинимые ими, они постарались бы представить как замечательный вклад в дело цивилизации и прогресса.
— Вот сюда бы их всех привести. Из Лондона, из Нью-Йорка! — воскликнул Миша, сжимая кулаки. — И ткнуть всех их носом… носом! — Он указал на труп поджигателя.
НЕТЛЕННЫЕ ЗНАКИ
1
Шуга шла по реке. Она шуршала, шлифуя шероховатые доски пристани. Крошились, сталкиваясь, белые пышные ломти ее, а она все шла и шла. По светлому небу плыли облака, по реке плыли льдины. Порой казалось, что это не ледоход, а просто отражается в воде небо с бегущей в вышине вереницей нежных кучевых облаках.
— Сало плывет, — сказал Миша, подходя к землемеру, который стоял на пристани вместе с Петром, Алешей и Настей у горки тюков и ящиков. Яркий румянец играл на щеках Миши. Вершинин только что пробежал полтора километра без остановки, но дышал ровно, спокойно. Это был его обычный утренний моцион.
На речной излучине показался пароход.
— Наконец-то! — воскликнул Миша. — Я уж думал, совсем не придет. Ну, Настенька, прощайся с родными местами!
Настя беспокойно оглянулась на сосновую рощу у края деревни, молча потупила глаза.
Жители высыпали на берег. Это был последний пароход в навигацию. Уезжающие прощались с друзьями. Миша и не подозревал, что у него здесь столько друзей. Особенно жаль было расставаться с Алешей и Панкратом.
— До свиданья, — говорил Миша и пожимал десятки рук. — До скорого свиданья, товарищи! Ждите теперь весной, с первым пароходом приедем.
Среди провожающих были и Яков Мешков, и Панкрат Саяпин, и Пелагея Семеновна, и Бурденкова.
— Ну, друзья, не поминайте лихом, — сказал землемер, раскуривая трубку и поглядывая с добродушной усмешкой на провожающих его рабочих отряда.
— Прожили мы с вами целое лето бок о бок, — продолжал землемер, — поровну делили и горе, и радость, и лишения, и труды. Признаюсь откровенно, жаль мне теперь с вами расставаться.
— И мы премного вами благодарны, — сказал проникновенно Мешков, снимая шапку. — Заботу вашу помним.
— А самое главное — участок отвели в срок, — добавил с удовлетворением Саяпин. — Ну, значит, и домой можете ехать со спокойным сердцем. — Он покосился на практиканта. — Вот только у помощника вашего сердце неспокойно. От матери, небось, попадет — новенький полушубок прожег.
Миша нахмурился и с огорчением посмотрел на свой испорченный и кое-как подлатанный в деревне полушубок, подарок матери. «Ну да ничего, — подумал он, — что же делать! Иначе нельзя было».
Его сейчас волновало другое. Он все ждал, что Гжиба придет их провожать. Но Гжибы не было.
«Что же это такое?» — думал с недоумением Миша.
вполголоса пели девушки в толпе и озорно, с вызовом поглядывали на Кандаурова, на Мишу.
— Ты бы породнился с нами, слышь, землемер! — крикнула Бурденкова, так же лукаво, как поющие девушки, блеснув глазами и поведя плечом. — Одинокий ты, я слышала, выбрал бы которую из нас, поженился и практиканта бы женил! У нас девушки веселые, удачливые. Которую бы выбрал, она бы с тобой счастье разделила…
Землемер вынул трубку изо рта, весело рассмеялся.
— Спасибо за заботу. Но я и так с вашими таежными местами породнился. Вот дочку от вас везу. — Он привлек к себе Настю. — Теперь не буду одиноким. А Миша подождет. Ему рано жениться. Ну вот еще, нашли о чем говорить, — недовольно буркнул Миша и скользнул рассеянным взглядом по лукавым, ласковым, смущенным лицам девушек. Его мысли были заняты сейчас другим. Он с радостью думал о том, что быстро пролетят зимние месяцы и весной он снова приедет сюда, встретится с Гжибой и уедет с ним и с другими рабочими в глубину тайги, в самые дебри ее. Весной у него уже будет свой отряд; он начнет самостоятельно отводить переселенческие участки. Какое это счастье — наделять людей землей!
В таких дебрях, как Мерзлая падь, скрываются еще порою от советских законов люди, подобные Лифуси. Но скоро уже все там преобразится. Разумная, справедливая жизнь расцветет и в таежной глуши. И каждый межевой столб, закопанный землеустроительным отрядом, можно назвать заявочным столбом на новую жизнь.