Хозяин тишины

Он все так же стоял на коленях, в грязи, но уже не сжимал голову, его руки бессильно упали вдоль тела. Он тяжело дышал, он казался усталым и измучанным, как человек, который прошел через пустыню. Он даже не пытался подняться на ноги, хотя я видела, что ему плохо — его трясло от холода, он едва не задыхался, он то и дело оборачивался по сторонам, словно пытаясь что-то услышать. А что он мог услышать через эту грозу?

На нем были белые спортивные брюки и майка с коротким рукавом — одежда для сна или йоги, но никак не для прогулок по саду! Гедеонов себе подобного никогда не позволял, он всегда был безупречен, для него это было важно. Сейчас все указывало на то, что он вышел из спальни и направился прямиком сюда, в очевидно опасное для себя место. Только в этом не было никакого смысла!

Я остановилась в паре шагов от него, растерянная, смущенная. Я не знала, что делать дальше, и боялась ошибиться. Гедеонов не был для меня хозяином, как для Никиты и остальных, и все равно он внушал мне огромное уважение. Странно было видеть его таким, и я сама себе казалась существом, неспособным помочь ему.

Но кроме нас здесь никого не было, так что выбора не оставалось.

— Владимир Викторович! — крикнула я, чтобы мой голос пробился через шипение дождя. Даже в такой ситуации у меня не получалось обратиться к нему иначе, и это было бы забавно, если бы я не была так испугана.

Гедеонов резко дернулся, обернулся в мою сторону, но он, похоже, не подозревал, где именно я стою. Его глаза были широко распахнуты — однако это ровным счетом ничего не значило.

— Кто здесь? — растерянно спросил он. — Кто… Где я?

Он напоминал мне человека, только что очнувшегося от транса или глубокого сна. Я не ошиблась, с ним действительно творилось что-то неладное. Мой оклик вновь связал его с реальным миром, но к этому моменту Гедеонов уже был в таком состоянии, что справиться самостоятельно он не смог бы.

Его тело, обычно такое сильное и ловкое, как будто отказывалось его слушаться. В любой другой день его движения были безупречны — а сейчас Гедеонов не мог выполнить даже самое простое из них. Он неловко поднялся на ноги, но тут же пошатнулся и начал завалиться.

Я не могла позволить ему упасть, потому что у меня не хватило бы сил поднять его с земли. Я подалась к нему и поддержала его. Это было решение, принятое в один момент, без оглядки на строгие правила этого дома. Да и куда мне в таких обстоятельствах было вспомнить, что его нельзя касаться? Это же глупо, если его жизни угрожает опасность!

Я сделала то, что на моем месте сделал бы любой другой человек. Я не сомневалась, что и последствия будут предсказуемые: я ему помогу, доведу до дома, а там уже все будет хорошо. Однако я, похоже, поторопилась с выводами.

Стоило мне коснуться Гедеонова, и он крикнул — как от боли! После всего, что он уже пережил здесь, именно моя осторожная поддержка почему-то ранила его, и бесполезно было доказывать и себе, и ему, что так не бывает.

Я почувствовала, как его мышцы напрягаются под тонкой мокрой тканью майки, и это было не осознанное напряжение, неподвластное ему и уж точно нездоровое. Мышцы становились каменными, я даже не знала, что такое возможно — настолько велико было их напряжение. Это был спазм, самый худший из всех, что мне доводилось видеть, судорога, проходящее через все тело. Он откинул голову назад, устремляя слепые глаза вверх, и теперь его лицо заливал дождь. Гедеонов сделал глубокий, хриплый вдох и долго не выдыхал, как будто и не мог.

Я понятия не имела, что мне делать, как это остановить, я постепенно поддавалась панике. Моего самообладания хватало лишь на то, чтобы поддерживать его, не отпускать, прижиматься к нему всем телом, стараясь передать ему немного своего тепла.

А потом, спустя целую вечность, приступ прошел. Я почувствовала, что сведенные судорогой мышцы расслабляются, Гедеонов приходил в себя. Он опустил голову, и я услышала его тихий голос, едва пробивавшийся через дождь.

— Птичка, ты, правда?

Он никогда меня так не называл — и никогда не обращался ко мне на «ты». Но стоило ли ожидать иного после настолько сильного потрясения? Гедеонов был еще не в себе, и я не собиралась оскорбляться или цепляться к словам. Я просто была рада, что Никита предупредил меня насчет этой «Птички».

— Я, Владимир Викторович.

— Где… где я? Что происходит?

— Вы в саду, и сейчас очень сильная гроза.

— Гроза… этого следовало ожидать, — задумчиво и печально произнес он. — Старый дурак! Ничего, выберусь… Мы одни здесь?

— Да, сейчас ночь. Я могу позвать кого-то, но я боюсь вас оставлять!

— Не надо никого звать. Слушай меня внимательно… Я потерял точку опоры. Ты не поймешь, что это значит, но тебе нужно знать одно: я сейчас не могу двигаться сам. Ты должна отвести меня обратно домой, в мою спальню.

— Конечно, я вас не оставлю!

— В этом я как раз не сомневаюсь, — невесело усмехнулся он. — Проклятье… Мне жаль так давить на тебя, но сейчас это неизбежно, постарайся вытерпеть.