Читаем Хозяин урмана полностью

— Вот именно! Возможно, здешний Хозяин — один из последних. А тайга как стояла, так и стоять будет. Она наполовину Азии и Северной Америки раскинулась, и ничего ей не страшно. А мойпары… Думаю, скорее всего, это какой-то реликтовый вид гоминидов, уцелевший в последнем оледенении. Может быть, тот самый пресловутый «снежный человек», йети, бигфут… А что? Возможно даже, что они все — родственники, целый род гоминидов, живших до прихода сапиенсов. Допускаю, что они вполне могли иметь ряд способностей, из тех, что мы называем экстрасенсорикой? Почему нет?.. — Мне все больше нравилась моя теория, и я увлекся, не замечая происходящего вокруг. А зря!

Андрюха и Сотников, сцепившись, катались по траве, молча нанося друг другу короткие удары. Ружье валялось в стороне, рядом с очнувшимся, но к счастью, уже связанным скотчем бородачом. Он лежал на боку, дико вращал налитыми кровью глазами и пыхтел, видимо, стараясь разорвать путы. На секунду я ему посочувствовал в столь безнадежном занятии и переключился на драку.

Михаилу наконец удалось оседлать Куваева и скрутить ему руку и шею хитрым захватом. Все-таки кое-чему в органах учат, и неплохо. Дюхино лицо побагровело, но он не оставлял попыток вырваться. Однако я видел, что дело — дрянь. Вырваться-то было можно, если знать — как. Но Андрей, к сожалению, этого не знал, и мне пришлось снова включаться, правда, не в «темпе», но все равно почти на пределе, чтобы Сотников не успел перегруппироваться.

Я в три длинных прыжка оказался рядом с ними, едва не порвав связки на ногах, и сходу ударил лейтенанта мыском стопы в затылок. Без сожаления. Жестко. Наверняка. Он мешком осел на Андрюху и завалился на бок. Куваев, тяжело отдуваясь, сел и посмотрел на меня, потом на Сотникова. У того из носа показалась тонкая струйка крови, а кожа на глазах начала бледнеть.

— Ты что, убил его?!

Я быстро наклонился и прижал пальцы к шее Михаила, ощутил слабую редкую пульсацию, облегченно выпрямился.

— Нет, слава богу. Но желание такое было, признаюсь…

— И что теперь?

— Придется нести. Сделаем носилки. Приспособим его напарника в качестве тяжеловоза, а сами будем меняться.

Куваев выразительно вздохнул, поднялся, потирая распухшую шею.

— Здоровый оказался, хоть и тощий с виду, — сообщил он.

— Пойдем, — хлопнул я его по плечу, — собираться надо и валить побыстрее отсюда…

* * *

Калач сидел на краю поляны за скитом, укрытый кустами жимолости, и от бессилия и осознания собственной трусости тихо скулил. Он видел всё, что произошло на поляне, и все равно не мог до конца поверить в случившееся. Ну, кто же знал, что этот очкарик окажется таким прытким и крутым бойцом?.. Да и его приятель, выглядевший городским увальнем, тоже здоров драться. Что же делать?.. Прокоп связан железно — скотч и слону не разорвать. Офицера, похоже, грохнули — Калач видел, как очкарик, невероятно ускорившись, врезал со всей дури ему по голове ногой. Наверняка или череп треснул, или шею свернул. Блин! Ну и попал же ты, дурень!..

Калач попытался успокоиться, взгляд его упал на рюкзак приятеля. Стоп! Прокоп говорил, что у него есть возможность в случае чего связаться с хозяином, с самим Беровым. Калач осторожно подтянул рюкзак к себе, воровато оглядываясь по привычке, и запустил руку внутрь. Как опытный карманник он прекрасно умел на ощупь опознавать различные предметы, едва к ним прикоснувшись. Всего десяток секунд понадобилось ему, чтобы найти. Медленно он вытянул наружу тяжелый черный брусок, матово отсвечивающий в лучах полуденного солнца.

Несмотря на недостаток образования Калач знал, что такое спутниковый телефон — в кино не раз видел. Он осторожно раскрыл аппарат, приветливо подмигнувший ему зеленым глазком готовности. Калач замер в затруднении: у телефона оказался сенсорный экран, но все значки либо были непонятны, либо имели подписи на английском языке, которого бывший вор, понятно, не знал. Почесав прилично заросшую щеку, он все же решил испробовать метод тыка. «Главное, найти менюшку со списком абонентов, — думал Калач, — а там уж как-нибудь разберусь, где чей номер…»

Минуты три-четыре он нажимал разные значки, аккуратно выполняя неизменное правило: попал не туда — вернись назад! Благо кнопка с символом развернутой стрелки и здесь была стандартной. Наконец долгожданное меню нашлось. Калач воспрял духом и запустил медленную прокрутку, но список оказался очень коротким — всего десяток абонентов. И первым в нем значился некто под аббревиатурой «АМБ». Был, правда, еще какой-то «УНБ», но он стоял почти в самом конце списка, и Калач логично рассудил, что номер хозяина должен непременно быть первым. И коснулся метки активации заскорузлым, прокуренным пальцем.

По экранчику побежала радужная полоска с надписью «the connection is…», и Калач нервно облизал враз пересохшие губы: получится или нет? Секунды до соединения показались бывшему вору вечностью. Наконец на экране возник значок телефонной трубки в зеленом кружке, и Калач, внутренне трепеща, поднес аппарат к уху.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза